Подозрительным и в высшей степени призывающим к осторожности является все большее влияние, которое начинает оказывать государство на дела здравоохранения, в большинстве случаев под социальными предлогами. К тому же вследствие все более широкого освобождения врача от требования сохранения лечебной тайны при всех консультациях следует рекомендовать недоверчивость и осторожность. Все же, неизвестно, в какую статистику вас там внесут, и не только в медицинских учреждениях. Все эти лечебные предприятия со служащими врачами с плохим жалованием, за лечением которых наблюдают бюрократы, подозрительны и могут угрожающе измениться всего за одну ночь, не только в случае войны. То, что тогда образцово проведенные картотеки снова смогут предоставить документы, на основании которых людей могут кастрировать, интернировать или ликвидировать, как минимум, не является невозможным.
Огромный приток пациентов, который находят шарлатаны и целители-чудотворцы, объясняется не только излишней доверчивостью масс, но и их недоверием по отношению к официальному здравоохранению, в особенности, тому виду, в котором оно автоматизируется. Эти волшебники, как бы неуклюже они ни занимались своим ремеслом, отличаются от официальной медицины, все же, в двух важных вещах: во-первых, они рассматривают больного как цельное, и во-вторых, они представляют излечение как чудо. Как раз это все еще соответствует здоровому инстинкту, и на этом основываются излечения.
Подобное, естественно, возможно также и в пределах официальной медицины. Каждый, который вылечивает, участвует в чуде, все равно, получается ли это с помощью его аппаратов и методов или даже вопреки им, и уже многое выиграно, если он осознает это. Механизм может быть проломан везде, сделан безвредным или даже полезным, там, где врач проявляется со своей человеческой субстанцией. Это непосредственное обращение затрудняется, конечно, бюрократией. Но, в конечном счете, всегда получается так, что «на корабле» или даже на галере, на которой мы живем, функциональное всегда снова и снова пробивается людьми, будь это с помощью их добра, их свободы или их мужества к непосредственной ответственности. Врач, который что-то предоставляет больному вопреки инструкциям, придает, вероятно, именно этим своим средствам чудодейственную силу. Благодаря этим внезапным появлениям из функций мы живем.
Техник считается с отдельными преимуществами. В большом бухгалтерском учете это выглядит часто по-другому. Состоит ли настоящая прибыль в мире страховых компаний, прививок, тщательной гигиены, высокого среднего возраста?
Не стоит об этом спорить, так как этот мир строится дальше, и так как идеи, на которых он основывается, еще не исчерпаны. Корабль продолжит свой путь, даже и через катастрофы. Катастрофы приводят, конечно, к множеству смертей. Если корабль погибает, аптека тонет вместе с ним. Тогда все зависит от других вещей, например, от того, может ли человек выдержать несколько часов в ледяной воде. Неоднократно привитый, стерилизованный, приученный к медикаментам, экипаж с высоким средним возрастом в таком случае имеет меньшие перспективы на выживание, чем другой, который всего этого не знает. Минимальная смертность в спокойные времена не является критерием для настоящего здоровья; она может резко, за одну ночь, смениться на свою противоположность. Даже возможно, что она порождает еще неизвестные эпидемии. Ткань народов становится восприимчивой.
Здесь открывается также вид на одну из больших опасностей нашего времени, перенаселенность, как например, Гастон Бутуль изобразил ее в своей книге «Сто миллионов мертвых». Гигиена сталкивается с задачей ограничить те же самые массы, появление которых она сама и сделала возможным. Однако здесь мы уже выходим за рамки темы ухода в лес. Кто считается с таким уходом, для того не годится воздух теплиц.
28
Вызывает тревогу тот метод, с помощью которого понятия и вещи часто меняют за одну ночь свое лицо и показывают совсем другие последствия, чем ожидалось. Это признак анархии.
Давайте рассмотрим, например, свободы и права одиночки в его отношении к власти. Они определяются конституцией. Однако нужно снова и снова и, к сожалению, пожалуй, также на довольно долгое время считаться с нарушением этих прав, будь это со стороны государства, со стороны партии, которая овладевает государством, будь это благодаря чужому агрессору или благодаря совокупности разных вмешательств. Можно, пожалуй, сказать, что массы, по крайней мере, у нас в стране, находятся в таком положении, в котором они едва ли вообще воспринимают конституционные нарушения. Где такое сознание однажды пропало, оно искусственно не восстанавливается.
Правонарушение может нести также легальную окраску, например, вследствие того, что господствующая партия добивается большинства, достаточного для изменения конституции. Большинство может одновременно иметь право и творить беззаконие: это противоречие не входит в простые головы. Уже при голосованиях часто с трудом можно решить, где заканчивается право и начинается насилие.