Уходи! И точка...

Нет! Не хочу, чтобы обижалась! Хочу, чтобы вот так же открыто, так же искренне тянулась ко мне всегда! Когда я стал так зависим от неё?

Неохотно возвращается на своё сиденье. И я уже слышу, как, разговаривая по телефону, к машине идет Изотов, но говорю все равно то, невозможное, что, я и сам это знаю, совершенно не соответствует действительности! Но говорю. Потому что за эти дни думал и об этом тоже:

— Только честно, ответь мне, Агния, ты же от Лианы сбежала… Не к нему ведь?

— К кому это "к нему"? — хмурится, не понимает, о чем я.

И я в самом начале понимаю, что я не прав, не нужно… заткнись, идиот!

— Не к отчиму же? — подсказываю я ей правильный ответ.

И она вздрагивает, испуганно вглядываясь в мои глаза! Дурак! Какой же дурак! Просто ревную, да! Юрий Анатольевич ещё не старый совсем. Ему сорок семь всего. А мне через месяц сорок… И, если честно, именно этот факт добивает меня, а ещё её слова:

— К дяде Юре? Но он же старый совсем…

Агния

"Ошибка. Ошибка. Ошибка!" — скандирует во мне интуиция, разум, подсознание или… может, обычная логика. Только Антон уже "закрылся" от меня — уставился в лобовое, где дворники с бешеной скоростью трепят по стеклу мокрый измятый кленовый лист. Непроизвольно задумываюсь — откуда он мог здесь взяться? Деревьев возле забора моего дома нет…

Хочу спросить, что я не так сказала. Пытаюсь анализировать последние слова. Но его близость, ощущение ЕГО в салоне, давит, переполняет, я не могу сосредоточиться. И если по-честному, так устала от вынужденного одиночества, так обрадовалась, так захотела поверить в сказку, и уже почти повелась, почти поверила, что мне стало больно от того, что он отстранился! Даже не потому, что не тронул меня физически, хотя, вроде бы, сам усадил на себя, и его желание я явно ощущала под собой! Потому, что отстранился духовно, морально, или как там правильно… молчит, играя желваками и ничего не объясняя мне! Я что-то не то сказала? Обидела чем-то? Что? Чем?

Он меня спас — в этом я не сомневаюсь совершенно! От дяди Юры! От одиночества! От ненужности спас! Пришел за мной в чужой дом. Забрал. Привел в свою машину. А я обидела его! Хочу понять, хочу контакта — тянусь к его ладони, лежащей на колене, вглядываясь в мужественный профиль, в покрытые щетиной скулы, в чуть задратый вверх подбородок… Одергивает руку! Ровно за секунду до того, как неуслышанный мною, кто-то, подошедший к машине, рывком распахивает дверь заднего сиденья за спиной Антона.

От человека, усевшегося в салон, пахнет дождем и несколько брызг падают на мою щеку. И я вздрагиваю от неожиданного холода и страха, почему-то подумав вдруг, что это мог откуда-то взяться дядя Юра!

— Ну, и погодка! — говорит незнакомый мужской голос, а рука Антона, словно почувствовавшего мой безотчетный страх, все-таки накрывает мою, отвергнутую им только что, ладонь. Я расслабляюсь. Растекаюсь по сиденью, забыв, что нужно поздороваться, что нужно отреагировать на чужого человека. — Ты быстро справился. Молодец. Доброй ночи, Агния! Меня зовут Марк. Рад знакомству!

— Доброй ночи, Марк! — говорю незнакомым чуть хрипловатым голосом, ощущая жжение в горле.

— Поехали? — спрашивает Антон, забирая свою руку у меня, кладя ее на рычаг переключения скоростей.

И я хочу ехать. Куда угодно. В теплом салоне его машины. В блаженной близости к нему — хоть на край света, хоть всю свою жизнь! Я потом всё выясню, обо всем у него узнаю. Он расскажет… Он объяснит мне… Я пойму… И никогда больше не расстрою его…

… В вязкой патоке сна я карабкаюсь, как муха, угодившая в мед крыльями — лапки свободны, бьют по поверхности, по очереди увязая в сладкой жиже, а самое главное уже скрылось под толщей. Пытаюсь вынырнуть, оторваться от своего мёда, открыть глаза, стряхнуть марево навязчивого сна. Слышу обрывки:

— Переверни ее. Снимай штаны, — чей-то знакомый женский голос, причем испуганный.

И это обо мне. Зачем? Не хочу! Мне страшно! Потом чьи-то руки, послушные воле этой женщины, тут же исполняют — бережно переворачивают мое увязшее в странном вязком сне тело, оголяют, вырывая протест в моих мыслях, а на деле только хриплый долгий стон.

— Давай! — теперь уже командует мужской голос. Я знаю, чей он. Я рада этому голосу. Он МОЙ… ЕГО мне не стоит бояться! Но резкий укол в ягодицу, неконтролируемый рывок моего тела и те же руки, которым я уже доверяю немного меньше осторожно поправляют одежду, укрывают, зачем-то гладят по волосам…

… Что-то мягкое, шелковистое, прозрачно-невесомое касается щеки. Щекотно. Чувствую, как непроизвольно слегка дергаю головой, чтобы избавиться от этого ощущения. Слышу негромкий смешок. Матрас чуть прогибается под тем, кто, не имея сил сидеть без движения, устраивается поудобнее рядом со мной, ерзает, крутится и громко сосредоточенно дышит.

Прислушиваюсь к себе. Я больше не муха. Я понимаю. Я почти вернулась. Я могу вот сейчас глаза открыть и всё понять о себе и о том, пока невидимом, но настойчивом ком-то, кто теперь ведет чем-то мягким и шелковистым по моему лбу.