Ухожу, не прощаюсь...

Через полчаса впереди внизу показались одинокие яранги, а потом и крыши домов. У домика аэропорта стояло милое создание — «Аннушка»! Увидев её бесхитростные, дорогие сердцу каждого северного бродяги очертания, Георгий заволновался: вдруг она не дождется, улетит, только сейчас он понял, как торопится домой.

— Не беспокойся, — прокричал ему на ухо бортмеханик. — Мы по рации попросили подождать.

Вертолет сел. У края взлетной полосы, провожая самолет, каждый прилет которого для поселка праздник, толпилось почти все население поселка: мужчины, женщины, дети. Георгий, прищурившись, пытался узнать среди них знакомых, на мгновенье ему показалось, что за другими спинами он увидел Веру, но было далеко и слепил снег, а от самолета ему махали руками, торопили, и он, наспех распрощавшись с вертолетчиками, побежал к «Аннушке», чуть успел забросить в люк рюкзак и запрыгнуть сам, зарокотал мотор, «Аннушка» круто развернулась, уводя из поля зрения Георгия людей на краю аэродрома, коротко попрыгала по кочкам, словно галка, — и внизу, косо и в сторону, поплыли крыши домов, собаки, вездеходы, то там, то здесь ржавеющие по тундре, и Георгий Вологдин чувствовал себя виноватым перед этой скупой и суровой землей.

3

Прошел год. Даже больше. Кончался сентябрь. Свой немногочисленный отряд, в котором в этом году не было ни Татьяны-младшей, ни Татьяны-старшей, и Георгий с грустью вспоминал об обеих, ему удалось выхватить из тундры на случайно подвернувшемся вертолете прямо в поселок Слаутное еще неделю назад, чем он был очень доволен, и теперь они вдвоем с Александром Говорухиным спокойно ползли на вездеходе к базе Рината на Укэлаяте, где Георгий оставит все свое немудреное хозяйство на сохранение до будущего преемника.

— Смотри, поворот точно как на Ватыне, — оторвал его от мыслей вездеходчик. — Где я в прошлом году без коленвала сидел.

— Да, похоже.

— Если бы ни коряки из Слаутного, что шли тогда со стадом к океану, туго бы мне пришлось.

— А ты разве на том повороте их встретил?

— Нет, недалеко от бухты Наталии. Когда понял, что ждать тебя бесполезно, пошел туда: вдруг, думаю, там есть кто, ведь одно время там ленинградские океанологи стояли. А там никого. Только этот большой черный крест.

— Ты что-нибудь узнал о нем?

— Коряки из Таловки говорили, старикам рассказывали их деды, что там похоронена какая-то русская женщина. Её снесли с большого корабля после шторма, она была женой друга большого начальника, он сильно плакал и все никак не хотел уходить на корабль. Закопали её в землю, потом выстрелили из пушки и ушли в океан… А так, сколько потом не спрашивал, у моряков, у летчиков, никто ничего не знает. Правда, один мужик из партии Рината говорил, что это жена какого-то капитана, кажется, Лигова, который был отчаянная голова и терпел бедствие в этих местах. Что об этом даже книга есть, но названия он не помнит.

— Я дома, когда работал в библиотеке, специально рылся в книгах, но тоже толком ничего не смог выяснить. Сведения самые разноречивые. В справочнике «Русские мореплаватели», выпущенном Воениздатом, написано, что бухта названа в честь русского промыслового судна «Наталия» компании Шелихова. В другом справочнике — в честь его жены Натальи Алексеевны. Я о ней и раньше читал. Это была редкостная женщина, она не только делила с мужем все тяготы многолетних охотских и тихоокеанских скитаний, но и даже после его смерти не покинула Аляски, а продолжала там его дело: доказывала правительству великую будущность российской американской колонии, с тревогой писала об англичанах, протягивающих туда руки.

— Но эти сведения не противоречат друг Другу. Даже если бухту назвали в честь корабля, то корабль в свое время несомненно был назван в честь жены Шелихова. Хотя, может, было и наоборот. Бухту назвали в честь его жены, а потом это забылось, и стали считать, что в честь корабля.

— Может, и так. Но в третьем справочнике утверждается, что бухта обследована в 1885 году вольным шкипером Геком на шхуне «Сибирь» и им же названа по имени жены Линдгольма, владельца этой шхуны. И теперь я больше склоняюсь к этой версии, тут слишком многое совпадает: жена друга большого начальника, как говорили тебе коряки, а им я верю больше, чем справочникам; Лигов — скорее всего никто иной, как Линдгольм, эти фамилии созвучны, а тот мужик из партии Рината мог ошибиться, переделать фамилию на русский лад…

База была пуста. Но к вечеру неожиданно пришел из тундры знакомый Георгию разнорабочий Лямин, пожилой, вечно молчащий, оставленный на базе за сторожа, — уходил на рыбалку. Лямин им обрадовался, напек блинов, наварил манной каши. Уже неделю была низкая облачность, то и дело сыпался дождь, но Георгия это впервые нисколько не волновало: работа закончена, а вертолет рано или поздно все равно придет, за годы работы в здешних местах Георгий научился ждать. Да и просто приятно было теперь посидеть без дела, ни о чем не заботясь, на теплой и сытой — чужой! — базе, куда рано или поздно все равно придет вертолет.