– Он уже ушел. Был утром, – то ли всхлипнула, то ли шмыгнула носом медсестра.
– Обидно, – разочарованно протянула Таня. – Кстати, спасибо за зеркало.
– Зеркало? Какое зеркало? – встрепенулась Нина. Из глаз исчезло затравленное выражение, рот превратился в узкую щель.
– Да никакое, – поспешила Таня сменить тему. Минутная слабость прошла, медсестра снова стала ей отвратительна.
– Понятно, – усмехнулась Нина и вышла. Через секунду ее землисто-серый блин вновь показался в дверном проеме. – Учтите, чем дольше мы разглядываем свое отражение, тем больше теряем сил.
– Какая трогательная забота! – язвительно пробормотала Таня, скатала из бумажной салфетки шарик и запустила им в закрывшуюся дверь.
Запахи еды притягивали. Таня быстро расправилась с обедом – куриным бульоном и тефтелями с картофельным пюре. Вполне сносное диетическое питание. Составила опустошенные тарелки на поднос и улыбнулась. Снова посмотрела на себя в зеркало. Преображенное улыбкой лицо выглядело иначе. «Невероятно! – восхитилась Таня. – Теперь я могу точно сказать, что видела себя раньше». Окрыленная узнаванием, она пересекла палату и приблизилась к крошечной раковине, над которой торчал одинокий гвоздь. Прямо на уровне головы. Таня не стала задумываться, для каких целей предназначен гвоздь. Подхватила зеркало за изогнутую металлическую подставку и повесила на стену. Получилось низковато.
– Ничего страшного, – прошептала она, – буду чаще приседать. Это полезно.
Таня набрала в ладони пригоршню холодной воды и плеснула себе в лицо. Потом почистила зубы, еще раз улыбнулась своему обретенному «я» и вернулась на кровать. Спина ныла все сильнее. Таня приподняла пижамную майку и потерла саднящую поясницу. Стоп! Это еще что такое? В районе копчика – самом болезненном месте – был приклеен пластырь. Откуда он? Завтра спрошу у Владимира Алексеевича, решила Таня и скользнула под одеяло.
Она закрыла глаза. Перед мысленным взором, как в калейдоскопе, замелькали образы. Смутные, расплывчатые и странно знакомые.
Это были люди из той, другой жизни. Таня не сомневалась ни на секунду. Но назвать их имена пока не могла. Так же как и имя человека из сна.
– Господи! – взмолилась она. – Подскажи, как же разорвать этот замкнутый круг? Как мне пролезть в собственный мозг и отдернуть занавеску, скрывающую память?
Внезапно заскрипела дверь. Таня повернула голову на звук и увидела Валентину Васильевну. Та стояла на пороге, глупо улыбаясь.
– Здравствуй, деточка, – елейным тоном произнесла свекровь.
– Здравствуйте, мама, – усмехнулась Таня и отметила, как под толстым слоем пудры побледнела пожилая женщина. Она была очень сильно накрашена, неумело и нарочито.
– Как приятно, что ты меня так назвала... – пробормотала Валентина Васильевна, справившись наконец с растерянностью, вызванной Таниной «мамой». Но глаз так и не подняла, делала вид, что разгружает сумки, наполненные продуктами.
– Зачем вы столько жратвы мне таскаете? Словно на убой... – разозлилась Таня. – Лучше бы книги принесли, журналы. А еще лучше – семейные альбомы. Чтобы мне было, чем питать мозг, а не живот.
– Фотографии? – окончательно сникла свекровь.
– Ну да, да, фотографии! Хоть что-то, что могло бы мне напомнить о прошлой жизни. Ведь наша общая задача – вернуть мне память. Разве не так?
– Так... Конечно, так. Но доктор говорит, что пока еще очень рано... Что нужно время...
– Кому? – медленно спросила Таня, глядя прямо в глаза Валентине Васильевне. – Кому нужно и зачем?
– Как – кому? Тебе... – Свекровь отшатнулась, отступила назад и задела горку крупных красных яблок. Они рассыпались и, словно кровяные сгустки, покатились по полу.
– Ясно, – отрезала Таня и отвернулась.
– Я постараюсь, – прошептала вдруг Валентина Васильевна с мукой в голосе и погладила Таню по голове натруженной, в пигментных пятнах, рукой.
Глава 21
Во вторник, последний день школьных каникул, Катя проспала. Накануне она очень долго не могла заснуть. Лежала в темноте и слушала гипертрофированные звуки ночи, проникавшие через приоткрытую форточку: оглушительный шелест шин по асфальту, гулкий стук каблуков припозднившихся прохожих, утробный рев двигателей пролетавших высоко в небе самолетов. В итоге открыла глаза в половине десятого, хотя в это время должна была бы быть на подходе к театру.
Кое-как умывшись и причесавшись, она вылетела из квартиры. Даже кофе не успела выпить.
На остановке скопилась изрядная куча народа. Сквозь рваные клочья облаков, подгоняемых пронизывающим северным ветром, пробивались куцые солнечные лучи и озаряли серые лица неестественным светом. Автобуса не предвиделось.