Выложенное ей вчера фото парка Хай-Лайн набирает двадцать шесть «лайков».
– Теперь все в порядке, пользуйся, – говорит Луиза.
Луиза возвращается в свою прежнюю комнату, которая гораздо меньше, чем она ее помнила.
Лавиния выкладывает свои дорожные фотографии. Машина (номеров на которой не видно). Еще цитаты из Уитмена. Закат над лесом, который может стоять, где угодно (плюс цитаты из Торо). Дальний план занимающейся йогой женщины, которая может быть Холли, Нериссой или Джейд (Луиза наконец решает, что это Нерисса, и ставит ей соответствующий тэг). Лавиния размещает долгие и запутанные размышления о «строго по ранжиру сядем» и «ударим по звенящим мы весла́м» плюс о «на запад, к звездам, пока жизнь она не отдаст». Возможно, это как-то соотносится с той Лавинией, которая раньше выкладывала эту цитату очень много раз.
Лавиния пишет сообщение сестре.
Ххх
Корделия ставит «Прочитано».
И тоже не отвечает.
Рекс на следующее утро наконец-то посылает Луизе сообщение.
Она объясняет, как Лавиния отправилась путешествовать автостопом в стиле Боба Дилана «алмазы и ржавь», ничего ей заранее не сказав, и оставила ее одну в квартире, которая даже не ее, и как Луиза разозлилась и наделала глупостей –
– Девчачьи закидоны, – заканчивает Луиза, – вот и все.
А еще Лавиния не рассказала Корделии о них с Рексом.
Корделия такая ранимая, говорит Луиза, и так яростно защищает свою сестру. Она понятия не имеет, почему Лавиния не рассказала Корделии всю правду, но ей кажется, что ей этого делать не стоит, потому что она к тому же не хочет становиться между ними. Самое важное – это убедить Корделию отправиться к родителям в Париж, потому что нельзя оставлять семнадцатилетнюю девчонку слоняться по квартире, делая вид, что она в Аспене, поскольку если Луиза ее разозлит, та запросто может рассказать родителям, что Луиза там живет, чего, конечно же, она делать не должна.
– Так что сам видишь, – с отчаянием заключает Луиза.
– Это какое-то безумие, – говорит Рекс. Он прав.
– Все очень запутанно.
– Не понимаю, почему бы тебе просто не съехать, – удивляется он, словно в Нью-Йорке найдется человек, который не подселился бы к Геббельсу, если не надо платить за жилье.
– Все очень запутанно, – повторяет Луиза.
– Послушай, – начинает он. – Я знаю… у вас с ней… свои заморочки. И я знать не желаю, в чем они состоят. Это все между вами. Но только не втягивайте в них меня.
Он говорит это так, словно Лавиния не умерла из-за него.
– Я просто не хочу и дальше порождать драмы, – отвечает Луиза.
– Да, уж в этом-то ты, блин, преуспела!
Луиза терпеть не может, когда он повышает на нее голос.
Она кладет руки ему на плечи. Целует его.
– Это ведь совсем ненадолго, – говорит она. – Просто… пусть все успокоится.
– И что с того? Мне притворяться, что я в нее влюблен, чтобы какая-то девчонка продолжала чувствовать себя счастливой?
– Тебе не надо никем притворяться, – возражает она. – Мы просто заляжем на дно. Пока не уговорим ее отправляться домой. Так что мне не придется жить с кем-то, кто меня ненавидит.
Луиза ждет, что он скажет «поживи у меня». Рекс этого не говорит.
– А что произойдет, когда Корделия
Она изо всех сил пытается найти решение, которое прозвучит чуть лучше, чем все есть на самом деле.
– Но ты же не сохнешь? – Луиза не может остановиться. – Так ведь?
Он закатывает глаза.
– Все всегда в нее упирается, верно? – спрашивает он.
Но и «нет» тоже не говорит.
Лавиния жарит суфле из алтея над костром в Луизиане.
Корделия сидит за обеденным столом и делает пометки на полях книги Юлианы Норвичской.
Луиза платит Афине Мейденхед еще двести долларов.
Они никогда напрямую не обсуждают,