Украденный голос. Гиляровский и Шаляпин

–  Но есть собаки, мыши… Академику Павлову было достаточно собак.

–  Собаки! Дурак! Профан! Собаки только в самом начале. Чтобы убедиться в методе, надо делать опыты над людьми! Павлов твой кого-нибудь вылечил? Опытов он поставил много, но это только базис…

–  Ну да, – сказал я. – Читал я про докторов, которые тайно ставили опыты над своими пациентами. Все они плохо кончали.

Тут уже подошел Шаляпин.

–  Ну как? Не пытался сбежать? Скоро приедут за ним – я распорядился.

Воробьев даже не обратил внимания на певца.

–  Да, вот такова награда за прогресс. Меня бросили на самое дно. Заставили жить в грязи, пользовать нищих и воров…

–  О чем это он? – спросил Шаляпин.

–  Говорит, что не виноват.

–  Не виноват? – помрачнел Шаляпин. – Это после того, что я увидел в погребе? Не виноват?

–  Идите к черту! – завопил Воробьев. – Я же говорю – это были не люди! Материал! Подонки общества.

Федор Иванович присел на корточки и, схватив Воробьева за лацканы, рывком приблизил его лицо к своему.

–  Слушай, гнида, смотри на меня! Я тоже был таким вот – материалом. Нищим мальцом. Сыном сапожника, пьяницы. Смотри на меня! Теперь я – Шаляпин! Мне аплодируют тысячи людей! Я пою на лучших сценах, в лучших операх! А ведь попадись я тебе лет десять назад – и я мог бы лежать в том погребе. Откуда ты знаешь, свинья, у кого какое будущее? Ты Бог? Говори, сволочь, ты Бог?

–  Пошел к черту.

Шаляпин толкнул Воробьева обратно на землю. Лицо его пошло красными пятнами. Встав, он вдруг сильно ударил ногой по ребрам Воробьева.

–  Это тебе за «материал»! А остальное получишь на каторге.

18 Освобождение

Полиция прибыла через час. Из Голицына приехало сразу два экипажа – в одном из них прибыл полицейский фотограф с аппаратом. Нас с Шаляпиным попросили задержаться, чтобы допросить как свидетелей. Пока следователь опрашивал Воробьева, остальные начали вытаскивать из погреба разложившиеся тела детей. Шаляпин отвернулся и, присев на трухлявый пень, курил папиросу за папиросой – он не мог смотреть. Да и я, хоть и был привычен к зрелищу смерти, через несколько минут присоединился к нему. Полицейские повязали платки на лицо – чтобы хоть немного уменьшить ощущение зловония, исходившее от трупов.

Мы с певцом молчали.

–  Господин Гиляровский, пожалуйте сюда! – позвал меня освободившийся следователь.

Я подошел и честно ответил на все вопросы. Под конец полицейский спросил меня:

–  Разрешите поинтересоваться, господин Гиляровский, а какова ваша заинтересованность в этом деле? Решили материальчик в газету написать?

–  Моя заинтересованность самая что ни на есть личная. Из-за моей неосторожности в тюрьме сидит один человек, которого обвинили в этих убийствах. – Я махнул рукой в сторону ряда лежавших тел, над которыми фотограф устанавливал свой аппарат. – Потому я взял себе за обязанность попытаться его вытащить из тюрьмы.

–  Рискованно, – сухо заметил следователь. – Зря вы не передали дело в руки полиции. Играетесь в сыщика? Могли бы и до смерти доиграться.

Я кивнул.

–  Прошу вас больше так не делать. Попросите теперь ко мне господина Шаляпина. Кстати… Это тот самый Шаляпин?

–  Да.

–  О!

Я вернулся к Шаляпину и передал ему, что следователь просит на допрос. Разговор Шаляпина с полицейским был долгим – с моего места было видно, что следователь польщен тем, что ему попался такой импозантный свидетель. Наконец, они пожали друг другу руки.

–  Поедем? – спросил я. – Наш извозчик все еще ждет.

–  Поедем.

–  Хорошо. Только с фотографом переговорю. Подождете еще минутку?

Как только мы выехали на Смоленский тракт, потемнело, пошел дождь.

–  Хоть умоемся, – заметил Шаляпин.

–  Как вы, Федор Иванович?

–  Скверно.

–  Вспоминаете погреб?

–  И это тоже. А еще и другое. Вот, казалось бы, сделали мы хорошее дело – нашли убийцу, отдали его в руки правосудия. Радоваться надо бы. А на душе паршиво. Убийцу мы нашли, да вот убитых мальчиков не воскресить. В книжках про сыщиков все не так. Там никто особо про мертвецов и не беспокоится. Ну, убили и убили. Главное – хитрость главного героя. Злодей. Вот главные лица. А в нашем случае, я так думаю, главные – те, кого сейчас дождиком мочит перед погребом. Ведь за что их убили, Владимир Алексеевич? За что?

–  За деньги, Федор Иванович.

–  За паршивые деньги…

Я искоса бросил взгляд на Шаляпина.

–  За деньги и кокаин.

Шаляпин промолчал, а потом вдруг признался:

–  Знаете, Владимир Алексеевич, я ведь тоже кокаином балуюсь иногда… У нас, артистов, это… Это модно. Но теперь – ни крупинки! И друзьям буду запрещать. До чего же может довести этот проклятый кокаин! Водку пить – пожалуйста. Но кокаин…

На следующее утро, выполнив необходимые формальности, мы с Шаляпиным стояли у ворот Пугачевской башни Бутырского замка. Дождь, начавшийся вчера, шел всю ночь. Не прекратился он и теперь. Мы стояли под зонтами, полностью застегнувшись и надвинув шляпы поглубже.

Наконец, дверь в воротах открылась, и наружу выбрался промокший Блоха, держа в руках маленький узелок.

–  Привет, старина! – сказал я шарманщику. – Ну вот и все. Как обещал.

Блоха робко кивнул.

–  Поймали, стало быть, убивца?