Прошло много лет с тех пор, как я надевала одежду смертных. Когда я была ребенком, то часто ходила в легинсах, рубашках и блестящих кроссовках с радужными шнурками. Детская версия меня была бы в восторге от синих волос, дарованных самой природой.
Я натягивая свитер через голову и слышу, как Тирнан что-то шепчет Оуку на ухо – наверное, рассказывает, что застал меня в компании Богданы.
Вернувшись под навес, я чувствую на своих плечах тяжкий груз подозрений. Интриги леди Ноури, Богданы и Оука безостановочно роятся в моей голове, и я вдруг со всей ясностью понимаю: нельзя просто сидеть и ждать, пока меня настигнет судьба.
Мне нужно уходить сейчас, пока они не догадались, что я обо всем знаю. Пока Оук не признался самому себе, что и правда собирается отдать меня леди Ноури. Пока не надел на меня поводок, решив, что это все упростит. Пока я не сошла с ума, ожидая неизбежного удара и гадая, смогу ли найти способ от него уклониться.
Лучше я отправлюсь на север одна и убью мать, вылепившую меня из снега и наполнившую мое сердце ненавистью. Только тогда я буду в безопасности – от нее, от всех тех, кто хочет воспользоваться моей властью над ней, не важно по каким причинам. Я одиночка. Мне суждено быть одной. Один на один с собой я сильнее. Стоило забыть об этом, как я сразу попала в беду.
Приняв решение, я испытываю облегчение – впервые с тех пор, как Богдана нашла меня в лесу. Теперь я с наслаждением вгрызаюсь в сладкий персик, истекающий липким нектаром, и пью воду с легким привкусом пластика.
Тирнан вздыхает.
– Допустим, мы как-нибудь проберемся через Каменный лес, – начинает он. – Предположим, нам не помешают ни глубокие ямы, ведущие к каменным мешкам; ни деревья, которые перемещаются, чтобы сбивать странников с пути; ни ледяные пауки, расставляющие для своих жертв мерзлую паутину; ни безумный король, ни наложенные на это место чары. Но что потом? С нами теперь нет Гиацинта. Как мы попадем в Цитадель Ледяной Иглы?
– Говорят, Цитадель очень красива, – произносит Оук. – Это правда, Рэн?
Когда свет проходит сквозь лед, то по холодным коридорам замка пляшут радуги. Стены почти прозрачные, словно все это место – одно большое затуманенное окно. Попав туда впервые, я подумала: это все равно что жить внутри сверкающего алмаза.
– Ничуть, – отвечаю я. – Уродливое место.
Мои слова удивляют Тирнана. И я понимаю почему: если он выкрал у леди Ноури Гиацинта, то прекрасно знает, как выглядит Цитадель.
Но когда я думаю о ней, то в моей памяти всплывают страшные картины. Леди Ноури обожала делать так, чтобы люди предавали самих себя, и достигла совершенства в этом искусстве. Она вынуждала просителей и пленников жертвовать тем, что было им дорого. Разбивать свои инструменты. Ломать себе пальцы. Сворачивать шеи тем, кого они любили больше всего на свете.
Все, что попадало в Цитадель, было обречено, но первой всегда умирала надежда.
«Смейся, дитя!» – приказала мне леди Ноури незадолго до нашего похода на Эльфхейм. Не помню, над чем именно я должна была смеяться, но не сомневаюсь, что это было нечто ужасное.
Однако к тому времени я так глубоко погрузилась в себя, что леди Ноури не была уверена, расслышала ли я ее. Она дала мне пощечину, а я впилась в ее руку зубами, прокусив кожу. Мне кажется, именно тогда я впервые заметила на ее лице страх.
Я должна вернуться туда. В этот стылый дворец, где уже ничто не сможет меня достать. Где я буду способна на все.
– Для начала, – говорит Оук, – давайте сосредоточимся на том, чтобы добраться до Сырого рынка. Даже если мы встретим кусты крестовника, думаю, рисковать не стоит. Дальше пойдем пешком.
– Я отправлюсь первым, – вызывается Тирнан. – Попытаюсь достать нам лодку. А вы идите другим путем, чтобы запутать следы.
Где-то в одежде Тирнана – или в его сумке – хранятся пряди моих волос. Но даже если мне удастся их отыскать, это еще не гарантирует мне безопасность. Что, если к мантии, которую Оук накидывал мне на плечи, прилип еще один волосок? Или, быть может, принц сохранил парочку, когда причесывал меня перед пиром у Королевы Аннет?
Я перевожу взгляд на сумку принца. Мне не придется беспокоиться о волосах, если с ними ничего нельзя будет сделать. Если мне удастся выкрасть уздечку и сбежать, то я смогу надеть ее на леди Ноури, когда доберусь до Цитадели.
Оук сидит у огня, напевая себе под нос. До меня доносятся лишь обрывки: что-то про маятник и ткань, которая начинает изнашиваться. Отблески огня пляшут на его волосах, из-за чего они кажутся сейчас темно-золотыми. Полутень делает его черты заостренными и жесткими.
Такая красота, как у него, вызывает у людей желание что-нибудь разбить.
Ночью, когда они будут спать, я украду уздечку. Оук вроде бы упоминал автовокзал, который был открыт, несмотря на поздний час? Я отправлюсь прямо туда и начну свой путь, будто я простая смертная. У меня есть телефон. Я воспользуюсь им и предупрежу свою не-семью о нависшей над ними опасности.