Украденный трон

Всё это он уже прокричал по-немецки, и его не поняли ни Власьев, ни Чекин. Но Унгерн нашёлся и тут же перевёл всё по-русски:

   — Будет шалить — в цепи, да есть не давать, да палкой...

   — Слушаюсь, — вытянулся Власьев.

Но гости уже гурьбой выдирались вслед за Петром из маленькой узкой двери.

Всю обратную дорогу Пётр кипел, исходил злостью. Всю дорогу сочинял казни египетские на голову бледного узника, доказывая самому себе, что таких людей не должно быть на свете, что их надо давить и уничтожать, как давят насекомых, как давят комья грязи под ногами. Никто из сопровождавших его не смел сказать слова.

Александр Иванович Шувалов, начальник Тайной канцелярии, принял на себя удар государева гнева, но тут же и успокоил его:

   — Тайная канцелярия, ваше величество, не дремлет. Запишем в инструкцию такие слова: «Ежели арестант станет чинить какие непорядки или вам противности или же что станет говорить непристойно, то сажать на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить по вашему рассмотрению палкою и плетью»...

   — Так, так, — обрадовался Пётр, — именно так, палкою и плетью.

   — Запишем ещё далее, — как по писаному продолжал Александр Иванович, угадывая невысказанное Петром, — «Буде сверх нашего чаяния кто б отважился арестанта у вас отнять, в таком случае противиться, сколько можно, и арестанта в руки живого не отдавать...»

   — Работает Тайная канцелярия, — сиял Пётр, — именно так, живого в руки не отдавать.

Через несколько часов указ Тайной канцелярии был готов, написан и скреплён печатью, и Пётр самолично подписал его. Теперь он успокоился, и бледное лицо узника больше не тревожило его ума до самых трудных часов его недолгой жизни.

Через полчаса после того, как кавалькада с императором рассеялась возле дворца, в приёмные покои Екатерины проскользнул Николай Андреевич Корф. Он попросил доложить о себе Шаргородскую, и, хотя Екатерина запретила тревожить её после обеда, поскольку чувствовала себя очень плохо — приближались роды. — Шаргородская скользнула за бархатную портьеру, занавешивавшую вход в кабинет императрицы, и тихонько сказала Екатерине, отдыхавшей на мягком канапе:

   — Николай Андреевич Корф... Примете?

   — Конечно, пусть войдёт. Да и вообще могла бы его пускать без доклада.

Шаргородская вышла в приёмную и жестом руки дала понять, что Екатерина ждёт его.

Екатерина встала, оправила на себе неуклюжие и бесформенные траурные одежды и пересела к кабинетному столику. Вяла перо, окунула его в свеженалитые чернила и приготовилась встречать своего шпиона и единомышленника.

Николай Андреевич вкатился в комнату как шар, неслышно ступая по мягким коврам.

   — Матушка-государыня, — низко поклонился он.

   — Николай Андреевич, что за политесы, — широко улыбнулась Екатерина. — Садитесь да рассказывайте новости, небось у вас их целый ворох. А то все меня позабыли, никто не приходит, никому нет дела до бедной женщины...

Она снова улыбнулась, бросила перо, вышла из-за стола и прошла к Корфу. Усадив его на мягкую широкую софу, она опять заулыбалась.

   — А вы всё молодеете, Николай Андреевич, все наши придворные дамы по вам с ума сходят. — Все свои комплименты Екатерина старалась высказывать как можно естественнее и ласковее.

Корфа приятно позабавил комплимент царицы, но он прекрасно понимал ему цену, потому не откладывая начал рассказывать о поездке Петра в Шлиссельбургскую крепость.

Екатерина внимательно слушала, не сгоняя с лица ласковой и внимательной улыбки.

   — Совсем недалеко от крепости наткнулись мы на юродивую...

Екатерина насторожилась.

   — Облегчался его величество, а она тут как тут, вышла из-за кустов да и говорит: «Удавленник!»

   — Совсем недавно встретилась и мне она, — перебила его Екатерина. — И знаете, подарила мне медный грошик. «Царя на коне», — сказала. Я теперь его на цепочке ношу. Как трудно, верчу в пальцах, и как будто легче становится.

Корф взглянул на Екатерину внимательнее.

   — Не верите, Николай Андреевич, а он вот он. — Екатерина вытащила из-за пазухи медный грош на золотой цепочке и оттянула его, насколько могла, чтобы Корф мог его увидеть.

   — А тут встреча несколько странная вышла. Император рассвирепел, да и приказал заковать её в железа, в каземат посадить.

Екатерина отправила грошик на место, запахнув на груди складки широчайшего чёрного платья.

   — Зачем же, — с грустью проговорила она. — Эта юродивая зла никому не приносит. Уж если и сажать её, так надо в больницу. Да у нас и нет таких больниц, — вдруг спохватилась Екатерина, — а надо бы устроить дольгаузы, содержать в них умалишённых. Их ведь много, а кто о них заботится...

Корф внимательно смотрел на Екатерину.

   — Вы правы, матушка-государыня, вряд ли государь на это пойдёт. Уж очень ему не понравилось это словцо — удавленник. Он, правда, вначале и не понял, только испугался. За этот испуг и посадил её в железа, в кандалы.

   — Николай Андреевич, надо бы её выпустить, — с той же ласковой улыбкой наклонилась к нему Екатерина, — кому мешает это несчастное существо?