Украденный трон

Но потом со вздохом вспомнил, что русские давным-давно изобрели для такой казни более дешёвый и удобный способ — сажали на кол. И с сожалением отметил, что казнь на герсе была бы дорогой и неудобной. Это ж сколько солдат надо держать и как высчитать, чтобы пика решётки упала прямо на голову. Только случайно можно попасть прямо в голову. И кроме того, думал он, человек сразу станет мёртвым и уже не почувствует прелести мук. Да, жаль, думал он, это где-нибудь в Европе такая мысль показалась бы изобретательной, могла бы там что-то значить, а здесь, в дикой России, и так достаточно варварских способов отнять жизнь у человека, и не просто, а в мучениях и пытках. Человека? Он опять усмехнулся. Это холопы-то — люди?

Катер пришвартовался к осклизлому боку подъёмного канала, солдаты быстро выскочили и стали по бокам трапа, подвинув его к самым ногам императора.

Пётр бросил взгляд по сторонам. Какая тесная она, эта крепостца, крохотная и мрачная. Стены серые, зловещие, бастионы-башни круто вздымаются вверх, тяжело и угрюмо. Справа — крохотный одноглавый собор с небольшим колоколом, слева в тяжёлых толстых стенах — кованые двери в казармы солдат.

Он ощупал взглядом Светличную башню — крепость в крепости, отделённую ещё одной стеной. Да, тут не очень-то развлечёшься, хотя эту поездку он задумывал как развлечение. Он не успел додумать свою мысль до конца, потому что нога его скользнула на просмолённом трапе и он едва не упал. Но его тут же подхватили крепкие руки, и он поднял глаза на матроса, поддержавшего его.

Матрос был светлый, алел румянцем во всё лицо, серые улыбчивые глаза прятались под нависшими светлыми бровями. Петра поразил вид солдата, и он развеселился. С такими никакая Дания не страшна, а им будет весело умирать за его Голштинию... Пока они шли по бесконечным каменным переходам и лестничкам, едва ли не согнувшись, Пётр старался держаться позади всех. Он зорко следил, чтобы не остаться одному, иметь впереди крепкую спину, а сзади — осторожные зоркие глаза и чтобы люди были свои — барон Унгерн, толстый Корф, подальше — Нарышкин. Он усмехнулся, услышав, как тяжело отдувается толстый Корф, взбираясь по узким лестницам, и злорадно думал, что нелегко нести такую тушу в узких и длинных переходах.

Комендант Бередников остановился наконец перед маленькой кованой дверью и вошёл в сени, небольшую прихожую, где стояли на часах двое дюжих часовых. Спеша и бурча, Бередников начал стаскивать замки и засовы с ещё одной небольшой, кованной из чистого железа двери, лязгая ключами и гремя замками.

Пётр, стоя позади свиты, одобрительно покачивал головой. Из такой двери можно выйти только при очень сильном желании, да и то одному вряд ли возможно справиться со всеми этими замками...

Позади других он вошёл в камеру узника. Свита расступилась, пропуская вперёд императора.

Каменный мешок — узок и длинен. Почти шесть метров в длину, три — в ширину, пополам перегорожен тесовой ширмой. Сводчатый потолок, побелённый простой извёсткой, нависал над камерой. Слева зеленели изразцами своды высокой печи. Топки здесь, в камере, не было — топили из сеней.

Вправо от ширмы, перед узким, как бойница, и низким окном, забранным толстой кованой решёткой и забрызганным чёрной краской, стоял крепкий тяжёлый дубовый стол, ничем не покрытый. На нём в простом жестяном шандале горели две свечи, узкие и длинные. Вдоль стола шла широкая тесовая лавка, прикрытая рогожей, на столе лежали толстые, в телячьих переплётах, с серебряными застёжками книги, древнего, старого письма, — все сплошь божественные: Часослов, Четьи-Минеи, молитвенники.

В камере не было никого.

Вся свита столпилась у входа, рассматривая это убогое, неказистое жильё. Бросали взгляды в угол, видный из-за перегородки, и тут же отводили — в полу виднелась дыра, прикрытая тяжёлой доской.

Тут же к стене прибит был жестяной небольшой умывальник с носиком и стояла деревянная бадья.

   — Григорий, выдь, — постучал в тесовую стенку ширмы комендант. За ширмой завозились, скрипнули доски и послышались мягкие шаркающие шаги.

Перед свитой и императором предстал арестант, император Иоанн Шестой, безымянный узник, восемнадцать лет сидящий в этой темнице.

В тусклом свете свечей и едва пробивающегося из узкого окна дневного света предстал перед ними молодой человек в белой рубахе, видно только что надетой и ещё не обмятой, завязанной тесёмками у шеи. Поверх рубахи был наброшен старый зипун со сборками на плечах. Ноги в серых старых солдатских штанах сунуты в разношенные и обрезанные сверху сапоги. Голову узника прикрывал кусок чёрной материи...

   — Пусть откроет лицо, — шепнул Пётр по-немецки рыжему, веснушчатому барону Унгерну, игравшему роль главы в этой маленькой экспедиции.

   — Открой лицо, — передал Унгерн жавшемуся у дверей капитану Власьеву, сторожившему узника.

   — Григорий, — несмело сказал Власьев, оробевший в присутствии гостей, — лицо открой, разрешаю...