Серьезные «ребята» были запущены в работу по досье, которому присвоили код «Бамбуковый сад», 25 октября 1969 года. Лябасти базировался тогда в Сайгоне, откуда перебрался в Сингапур в 1973 году, поскольку в отличие от правительств видел в фактах только факты и не пытался их переиначивать. Падение Южного Вьетнама под напором коммунистов становилось, по крайней мере ему, очевидным...
24 октября пришел телекс, сообщавший, что у входа сингапурского кинотеатра «Одеон» устроили побоище соперничающие банды «Скелеты» и «Драконы белого золота». В поножовщине убиты двое. По коэффициенту местной значимости потери приравнивались к уничтожению двух или трех десятков где-нибудь в Европе. Китайская мафия не убивает за предательство или из мести, разве что случайно. Обычно разваливают ножом от плеча вдоль спины мускулы. Вылечившись, жертва возвращается из больницы в подобии ползающего паука, ничтожества на заплеванном тротуаре, живого ценника предательства и ослушания. А тут — сразу двое убитых. Бруно усмотрел в этом отход от принципов, то сеть свидетельство деградации верхушки банд, потерю контроля над рядовыми членами. Оба союза, как всякие соперничающие организации, не нашедшие путь к компромиссу интересов, созревали для того, чтобы попасть в новые руки.
Тогдашнего далекого времени ветераны — подумать только! — при составлении досье пользовались пишущими машинками и бумагой. Они были второй волной выпавших в осадок профессионалов из разведок, свертывавших операции сначала после войны против японцев, а потом китайцев в Корее, коммунистов в Малайзии и Индокитае. Мафия в сравнении с классными специалистами, нанятыми Бруно, выглядела толпой любителей. Он узнал о мандаринах «скелетов» и «драконов», кандидатах в мандарины, их любовницах, женах, детях, привычках почти все. Где казначей «скелетов» шьет костюм, какое оружие у свиты, кто из «драконов» влюбился в красотку из чужого района, в какой день и какая доля выплачивается каждому...
В 1970 году по просьбе Лябасти компаньон и друг Клео Сурапато пригласил мандаринов сингапурских мафиози, которым помогал размещать деньги под проценты, на банкет в Сайгон. Главарей кланов заполучить не удалось, но оба казначея — «скелет» и «дракон» — прибыли. Вместо Клео, китайца, к ним явился в ресторан «Счастливая лапша» Бруно, заморский дьявол, который выложил на вертящуюся столешницу с изысканными закусками пухловатую папку. Когда гости полистали бумаги, переведенные для них на китайский, Бруно сказал, что может подыскать специалиста, который посоветует, как избежать подобной утечки сведений в будущем. Договорились, что такой человек объявится в ресторане «Императорская кухня» в Сингапуре через неделю.
Совет Бруно, появившегося и там, звучал приказом. Бандам предлагалось объединиться. Мандаринам пришлось по нраву. Важно не кто и что скомандовал, а выражение общей заинтересованности. Усобица сказывалась на доходах и власти над младшими братьями, привлекала полицию. Посредник и миротворец Бруно получал процент, который после раскладки на всех почти не ущемлял. Так возник «Бамбуковый сад», работавший безотказно несколько лет, пока среди зеленых его побегов не появилась строптивая поросль. С университетскими дипломами. После практики в финансовых компаниях Америки. Научившаяся искусству брокерства на токийской бирже. Туманившая головы таким, как этот здоровенный увалень за рулем «мазды», россказнями о деньга
которые подобно амебам размножаются делением, стоит только поместить их в благоприятную биологическую, то бишь банковскую среду...Бруно отпустил такси напротив обелиска павшим в двух войнах. Бриз с залива приятно согрел после выстуженной кондиционером машины. Но скрежет и грохот одолевали и здесь. Метростроевцы вгоняли в ракушечник стальные опоры. И зачем, господи? Возле набережной-то Виктории...
Полюбовавшись радугой над струей из пасти цементного льва у впадения речки Сингапур в пролив, Бруно неторопливо потащился к причалу Раффлза. Странно, он не спешил туда, где помыслами был, едва проснувшись. Боялся?
— Прости, ты уже здесь, — сказал он женщине в просторной голубой рубахе навыпуск, доходившей до колен узкихчерную и белую полоску брюк. Он боялся, что извинение прозвучало заискивающе.
-— Можешь представить, Бруно, прожив в этом городе жизнь, я не удосужилась покататься на джонке! Какое прощение! Я все равно бы дождалась, а нет, покатила бы одна следующим рейсом... Прекрасная идея!
Отвела прядь, брошенную ветром на глаза.
Скользнули браслеты из речного жемчуга.
Барбара Чунг родословную вела из Гонконга. В этом городе дети смешанных браков, если, конечно, это браки, берут фамилию матери. Выходцы из Шанхая или сингапурцы, наоборот, — отцовскую.
Капитана джонки, на которую они ступили с пирса, перешагнув кранец из старой автомобильной покрышки, звали Чан да Суза.