Украду тебя у судьбы

Здесь тихо и красивый вид из окна. Мне нравится всё: старый балкон, запах ремонта и новенький холодильник, полный всякой всячины. Андрей ждал? Был уверен, что я появлюсь? В любом случае, он надеялся и подготовил дом, где мы будем жить.

Я немного волнуюсь. Мне нужно чем-то заняться. Я не умею толком готовить, но берусь: я же здесь вроде как хозяйка, а скоро приедет Андрей с детьми.

У меня всё получается. Даже лучше, чем всегда. А может, это только кажется, потому что я счастлива. Хочется петь, улыбаться, подставлять лицо солнцу, что заглядывает в окно.

Здесь кружевные занавески, и я вдруг понимаю: у меня чешутся руки. Хочется связать что-то воздушно-тонкое, ручное, красивое. В голове рождаются узоры, и я знаю: обязательно начну вязать, даже если вдруг не успею доделать до отъезда.

Здесь нет привычного для меня стола. Но места много, поэтому, закончив с обедом или ужином, я приступаю к ритуалу. Мою руки душистым мылом. Тщательно, как хирург. Достаю нитки – да-да, я взяла их и вязание. Не могу без этого и страшно соскучилась. Пальцы зудят, просят взять в руки крючок. У меня их много разных. Но для того, что я задумала, подойдут очень тонкие нитки и самый тонкий крючок.

Здесь есть старый круглый стол. Я его мою и вытираю тщательно. Это мои маленькие ритуалы, без них не рождается музыка кружев.

Когда я слышу в сердце мелодию, работается удивительно легко и быстро. И время летит незаметно.

Они приехали под вечер – залетели шумной толпой. Андрей, дети, няня.

– Ива! Ивушка! Ивулька! – кричит на разные лады Катюшка. Вот кто мне по-настоящему рад. Она светится от счастья, кидается ко мне, раскинув руки. Маленькие руки могут обнять мир, но им достаточно меня.

– Осторожно! – у Андрея страшный голос, но Катя уже врезалась в меня. К счастью, она ещё так мала, что утыкается лицом почти в живот. Это не больно. Это хорошо, хоть я и пошатнулась немного от энергичного приветствия.

– Всё нормально, Андрей. Не пугай ребёнка.

– Ррребёнка пугать нельзя! – рычит Катя и улыбается широко.

Няня заносит вещи в комнату, на которую указал Андрей. И только Илья стоит в полутёмном коридоре и смотрит на меня исподлобья. Он мне не рад. Для него моё появление здесь – шок. Но он не катает истерик – уже хорошо.

– Здравствуй, Илья, – делаю я первой шаг навстречу.

Я немного сержусь на Андрея: он должен был предупредить. Это для Кати я – приятный сюрприз. А для Ильи – скорее неприятный.

– Привет, – выдавливает он из себя вымученно.

Я бы его успокоила, если б знала, как.

– Я приготовила ужин. Пойдёмте?

– Вкусняшки? – вскидывается Катя.

– Не уверена, но это точно съедобно. Пошли мыть руки.

Я даю им шанс вздохнуть. Особенно Илье.

Мы умещаемся за столом. Здесь большая кухня. Семейная. Илья молчит, а я всё думаю, когда же его прорвёт. Зато Андрей спокойный. Он слово потерял маску хмурого и неприветливого мужчины.

– А ты теперь папина жена? – спрашивает Катя, когда мы пьём чай. Очень неудобный вопрос. Илья вздрагивает.

– Катя! – одёргивает дочь Андрей.

– Скорее, папина подруга, – звучит не очень, знаю, но лгать нехорошо, а отвечать на детские вопросы – нужно. Было бы неплохо, если бы и Андрей научился не только покрикивать да командовать, а спокойно говорить правду, объяснять даже самые неудобные вещи.

Как ни странно, мы ещё не доросли до статуса мужа и жены. Меня страшит само звучание – жена. Мне кажется, я должна быть старше, мудрее, ответственнее. А я… не дотягиваю, к сожалению. Да и не время сейчас, когда мне предстоит уехать, возможно, на очень долгое время.

Будет ли меня кто-нибудь из них ждать? Не хочу ничем связывать Андрея. Ему всё равно предстоит остаться здесь, с детьми. Потому что груз на чаше весов неравноценный. Одна я и двое детей – ответ очевидный.

Няня, Светлана Петровна, ест молча, не поднимая глаз. Я знаю, за что её выгнал Любимов. И тем удивительнее, что он взял её назад. Это и справедливо, и непонятно одновременно. Мне кажется, если человек ударил раз, он сделает это снова. Но я, толком не знающая людей, сомневаюсь.

Няня мне нравится и не нравится одновременно. И пока я не могу понять, почему приглядываюсь к ней настороженно. Может, потому что она чужая, а нам сейчас необходимо как-то ужиться всем. Хотя «все» – это Илья.

Он молчит. Не смотрит на меня. Но как только Андрей, няня и Катя уходят устраиваться, Илья сразу же кидается в атаку.

– Я же просил! – в голосе его столько отчаяния.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Прости, – это меньшее, что я должна сделать – попросить прощения.

– Что мне до твоих лживых слов? – наклоняет он голову. – Мама нуждается в нём. Он мог бы скрасить её последние дни или помочь выздороветь, если бы больше уделял внимания. А вместо этого – ты.