Украду тебя у судьбы

Илья уходит молча. Мы провожаем его взглядом – Ива и я.

– Почему ты мне ничего не сказала? – к Иве у меня тоже есть вопросы.

– Ты говорил: любил её без памяти. Илья сказал: у вас всё хорошо. И я подумала: имею ли право вмешиваться, влезать, делать больно? Ему и… твоей жене.

Я ерошу волосы. Не злюсь – нет. Это… какая-то беспомощность. Мы заблудились в лабиринте слов и недосказанностей. Иногда легче придумать, чем спросить.

– Я хочу, чтобы мы говорили. Обсуждали. Может, будем спорить и ругаться – без этого сложно, хотя, наверное, стоит попытаться.

– Я попробую.

Ива хотя бы честна со мной. Ей тяжело – я понимаю.

– Я не отпущу тебя, слышишь? Буду искать и находить снова, если ты что-нибудь придумаешь вдруг. Буду приходить во сне.

Я никогда не был настолько слаб, как сейчас. Но то, что слетает с моих губ – правда. Потаённая боль души и страх снова её потерять.

Ива ничего не обещает.

– Давай не торопиться. Отойдём от этой истории. И всё у нас будет хорошо.

Ива пытается в это верить, но по голосу её слышу: что-то гнетёт её, и пока что она не готова своими страхами или сомнениями поделиться со мной.

Ива

Я не смогла ему ничего пообещать. Язык не повернулся. Лгать не хочу, а что будет дальше – слишком зыбко и неустойчиво. Мне нужно будет уехать на лечение. Очень долгий процесс – ряд операций, реабилитация…

Он не сможет быть со мной. Я не смогу быть с ним. Уйдут месяцы. Может, около года. Слишком большой срок, чтобы что-то обещать и клясться в том, что всегда буду рядом.

Я не хочу связывать ему руки. К тому же, есть ещё кое-что, о чём я пока не говорю: хочу проверить и убедиться, прежде чем задавать вопросы и тревожить Андрея.

Как заноза сидит во мне разговор с Самохиным. Я уже решила: пойду к нему одна. Не потому что хочу отцовских денег. Больше меня интересуют другие вещи. Страшные слова, что он мне сказал. Он много знает, но юлит и не договаривает до конца. А я устала. Очень устала от плотного тумана. Хочется какой-то стабильности и ясности.

Знаю одно: я не смогу подставить Андрея. Не смогу пользоваться его добротой, чего-то требовать. Иначе я ничем не буду отличаться от его жён, которые без зазрения совести вымогали и вымогают то, что им нужно.

Это неправильно. Дико. Вызывает отторжние. Я возьму только то, что он захочет дать. И это будут не деньги и не жертвы в ущерб семьи и детей, например.

«Что тогда остаётся?» – спрашивает внутренний голос. Он не издевается, и сарказма в нём нет. Он немного растерян и тянет на себя одеяло, чтобы согреться. Ему немного страшно, как и мне. Но мы никогда в этом не признаемся. Не сейчас.

«Искренность. Доброту. Любовь, – твёрдо отвечаю сама себе. – Этого вполне достаточно, чтобы быть счастливой».

А позже, ночью, когда тело взрывается от удовольствия, когда сердце заходится от нежности, когда я лежу, а Андрей прижимается ко мне сзади, я говорю беззвучно: «И это тоже».

Он рядом. Его не оттолкнули мои изъяны. Совершенных людей нет. Идеальных не бывает. Есть чувства, которые заставляют нас искать и находить в тех, кого мы любим, неоспоримые достоинства, невидимые или недоступные для других.

Может, именно в этом кроется простая формула счастья – жить и дышать, любоваться неидеальностью и получать от этого удовольствие, которому можно дать очень ёмкое короткое имя – «мой» или «моя».

Рада Бодрова

Нельзя так пялиться на мужика. Они это замечают и потом используют в своих корыстных целях. Рычаг для манипуляций. Орудие против женской сути. Но не смотреть на Репина – преступление. Он так хорош. Он так красив. Правда, Рада видела эти черты каждый день – в дочери.

И эти тёмные кудри, и лоб – чуть выпуклый, умный. И эту линию скул, и нос как у эталона красоты. И губы – умопомрачительные губы красивейшей формы.

Боже, столько лет прошло, а она до сих пор помнит вкус поцелуя Никиты Репина. Интересно, что-то изменилось? Спустя семь лет? Стыдно признаться, но она до сих пор вспоминает. И от этих воспоминаний сладко сжимается внутри. Всё без исключения.

Рада улыбается автоматически. Это защитная реакция. Больше нет ничего, чтобы скрыть наготу её чувств, желаний, тоски. Она соскучилась. Очень соскучилась не только по его объятиям, но и голосу, манере держаться. По его тактичности и сдержанности, по умению разрулить любую ситуацию без криков и лишней суеты.

Что греха таить: они изменились. Стали старше. Умнее, наверное. Но Репин стал лишь краше. Шире в плечах, мужественнее – настоящий мужчина. Ему тогда было столько, сколько ей сейчас.

Семь лет. Цикличность. Некий тайный знак. Семь лет разницы в возрасте. «Неожиданная» встреча через семь лет. Она солгала Нику: не было никаких трёх месяцев. Точнее, Рада дала себе три месяца, чтобы ждать. А потом сделала бы так, как сказал Ник: искала бы, звонила и обязательно нашла.

Не только потому, что дочери нужен отец. Репин ей самой нужен, но пока что в этом признаваться Рада ни за что не станет. Вначале – прощупать почву, узнать, что и как. А дальше будет видно.