Украду тебя у судьбы

Она могла бы выпытать о нём всю подноготную у знакомых за тот месяц, что они с дочерью ходят на набережную. Рада не стала. Из суеверия. Из надежды, что постепенно многое выяснится само по себе. Она наверняка знала лишь одно: он до сих пор не женат и никогда не был. И это давало надежду.

Не глупую, что по щелчку пальцев всё будет, как прежде, нет. Рада давно утратила иллюзии: время идёт, всё меняется. Они тоже изменились. Но если их чувства были настоящими, если он к ней испытывает хотя бы часть того, что она – к нему, то не всё потеряно.

Сейчас Ник злится на неё. Она его понимает. И так хочется увидеть его улыбку. Открытую, как раньше. Жаль, что пока это невозможно. Но Рада умеет ждать, как выжидала все эти семь лет.

Сегодня она не беспомощная восемнадцатилетняя девчонка. Сегодня она может и хочет бороться за себя и за ту жизнь, в которой ей комфортно. С теми людьми, которые ей нравятся. С мужчиной, которого она до сих пор любит.

– Давай, пока дочь нас не слышит, оговорим рамки, в которых будем общаться. Учти: я не собираюсь прятаться и отказывать себе в общении с дочерью. Раз уж я её нашёл, исключено, что ты снова ударишь по тормозам и на полном ходу выкинешь меня из машины своей жизни.

Ник, если хотел, мог быть и деловым, и жёстким. Только не подозревал в себе подобных качеств. Ему больше нравилось быть мягким и спокойным, плыть по течению и не обращать внимания на подводные течения, омуты и прочие превратности, что окружали его тихую гавань.

– Я не для того больше месяца ходила на набережную, чтобы показать тебе дочь и скрыться в неизвестном направлении. Не делай из меня монстра.

– Один раз ты уже провернула подобный финт. Не думай, что получится и во второй раз пнуть меня и отделаться, как от надоевшей одежды, что вышла из моды.

О, да. Он ещё долго будет ей вспоминать её побег. Хотя на него это и не похоже. Но если что-то цепляло Никиту Репина, он тоже умел бить в челюсть. Или в болевую точку.

– Наверное, ты имеешь право так сказать. Но только один раз, Ник. Если ты ещё раз позволишь себе ударить меня, я дам сдачи. И ты знаешь, как я умею отвечать.

– Хорошо, – у него грудь ходуном ходит – так он глубоко дышит, пытаясь успокоиться, – давай попробуем оставить обиды в прошлом. И я бы хотел, конечно, знать, что заставило тебя поступить семь лет назад так. Но я постараюсь не давить. Захочешь – расскажешь.

– А не захочу – попытаешься сам узнать? – ей действительно интересно.

– Мам, пап, вы ещё долго? Я соскучилась!

И тут она увидела, как он улыбается. Удар в солнечное сплетение, когда вдохнуть невозможно. Остаётся только корчиться, пытаясь восстановить дыхание. Всё такая же, как она помнила. Лучезарная, искренняя, настоящая. Как глоток кислорода.

– Сейчас, солнышко!

Он и называет Нику так, как и она. Не каким-то другим ласковым словом, а именно этим. Оно избитое, конечно, но то, что он назвал дочь солнышком тоже кажется Раде хорошим знаком. Она теперь будет во всём искать эти знаки и находить. Рядом с Ником это просто.

Они впопыхах делают заказ. Слишком много всего. Ника будет на седьмом небе от счастья. Но пусть, сегодня можно. Она сама съест столько сладкого, чтобы слиплось и во рту, и внутри.

– Где вы сейчас живёте? – спрашивает Ник, как только отзвучали восторги дочери и она налегла на десерт с ягодами. – Всё там же?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– О, нет. С отцом мы больше не живём. Он давно сам. Без меня. Много лет мы жили за границей. Вернулись недавно. У меня своя квартира. К отцу и его деньгам она никакого отношения не имеет.

– Он по-прежнему пытается контролировать тебя? – Ник не улыбается. Но Рада помнит, какой отец поднял шум, когда узнал, что они вместе.

– Уже нет. Успокоился. Он научился жить без меня – и неплохо жить. Ещё не старый, много женщин вокруг. Ему это льстит.

– Я отвезу вас домой, – это не вопрос и не просьба. Ник ставит её в известность, но Рада не сопротивляется: больше она не будет скрываться. Пусть знает, где она живёт, пусть приезжает видеться с дочерью. Заодно и Рада сможет встречаться, любоваться, разговаривать. А дальше… как получится.

– Папа, я покажу тебе свою комнату! – хлопает в ладоши Ника. – А ещё я в школу осенью иду. Мама мне купила ранец и платье. И много-много всего!

Они о чём-то болтают. Почти два одинаковых лица – большое и маленькое – сближаются. У Ники даже его улыбка. А Рада как-то раньше этого не замечала.

Она не вслушивается в их болтовню – ей достаточно наблюдать и наслаждаться. А ещё нестерпимо захотелось отвоевать его назад. Сделать своим. Эгоистичное такое собственническое желание, для которого – не время и не место.

Самохин

Ива молодец. Настоящая Кудрявцева. Не заставила ждать себя долго. Самохин знал, что у неё светлая голова и трезвый ум. Она правильно сложила два плюс два, поняла все его намёки, и поэтому пришла.