Украду тебя у судьбы

– Я знаю, что с ним делать, – произношу наконец. – Но не готова к денежному фонтану. Не готова ко всему, что он несёт. И ещё не решила, как его использовать. Поэтому я даже не хочу знать, сколько там. Поэтому, наверное, подожду. Не обижайтесь.

Я встала и направилась к двери. Уже почти на выходе я обернулась.

– Дмитрий Давыдович?

– Да, Ива.

У Самохина добрые глаза. Или мне так кажется, когда я смотрю на нотариуса не близко, а на расстоянии.

– Простите меня, пожалуйста.

– За что? – приподнимает он брови.

– За неверие и хлопоты. За то, что бесконечное количество раз пользовалась вашей добротой.

– Это моя работа, – улыбается он. Но улыбка получается вымученной.

– Если бы дело было только в работе, вы бы подсунули мне дом и устранились. Друг вам был отец или не друг – его больше нет. А я и его наследство – слишком беспокойный груз. Опасный местами, я бы сказала. Она ведь держала вас за горло? Бабка Кудрявцева?

По тому, как нервно дёрнулся его кадык, я поняла, что попала в точку. Однако, он не испугался. Или испугался, но не дал страху победить. И только за это стоило попросить прощения.

– Возвращайтесь, Ива. Звоните. И помните: есть вещи в жизни поважнее тупого долга или профессиональных обязанностей. Жив Сергей или мёртв – не играет роли. Мы дружили. А дружба – это не только приятные моменты. Это умение прийти на помощь, когда друг в тебе нуждается.

Я кивнула и, попрощавшись, вышла. Ступала по коридору и ловила себя на мысли, что хочу оглянуться, словно забыла нечто очень важное. Что-то, ускользнувшее от меня на какой-то миг и потерянное в спешке.

Уже на пороге офиса, когда солнце ослепило меня, в мозгу, вместе с лучами солнца, вспыхнули слова Самохина.

Жив Сергей или мёртв… Вот что царапнуло меня.

Жив или мёртв.

Он сомневается?.. Или знает точно?.. Оговорился или намекал?..

Глава 6

Андрей Любимов

Мне хочется немного больше пространства. Для нас. Но семья – это не только мужчина и женщина в спальне. Это намного больше, особенно, когда есть дети.

– Она уходила, – ябедничает Илья.

Я чутко прислушиваюсь к его голосу. Злорадничает? Нет, скорее, бдит и считает, что я должен знать, коль Ива стала частью нашей семьи. А может, мне хочется так думать. С Ильей многое не понятно: как он относится к тем или иным людям, о чём думает, в каком направлении устремляются его мысли.

– Бросила нас на Светлану Петровну, – а это уже звучит мстительно.

– Ива больше вам не нянька, – больше всего хочется вспылить, наорать, стукнуть кулаком по столу, но я знаю, что не сделаю этого, попытаюсь сдержаться. Странно, но спокойствие даётся мне почти легко. С оговоркой на тревогу и когтистую лапу, что царапает сердце. – А у Светланы Петровны святая обязанность следить за вами.

– Но она уходила, – повторяет сын. – И вряд ли ты знал об этом.

Не знал. Ива не звонила. Не говорила, что хочет выйти. Вряд ли она ходила по магазинам. И то, что ни разу за день у меня не звонил телефон, тоже меня печалит. Сам я тоже не стал звонить. Может, чтобы не контролировать, не задавать дурацких ревнивых вопросов.

Мы разговариваем на улице. Дети гуляют под присмотром няни. Илья сидит на лавочке. Как всегда, с телефоном в руках.

– Где она? – спрашиваю, зная ответ. Все мои вопросы – попытки поддержать диалог. Немного поговорить с сыном, пока он почти нормальный и идёт хоть на такой контакт.

– Дома. Вяжет. Пришла какая-то задумчивая. Растерянная, что ли. Даже с Катькой – «да», «нет». Вся в себе. А потом в комнате заперлась и вяжет.

– Замки навесила? – хмурю брови, не зная, то ли смеяться, то ли тревожиться дальше.

Илья фыркает.

– Ну, какие замки, пап? Просто двери закрыла. Катька к ней бегала. Они там ещё шушукались. Вязали немного вместе. Но Ива странная пришла, поэтому дома осталась, на улицу выходить не захотела.

– Значит, будем выяснять, что не так, – хлопаю себя по коленям и поднимаюсь с лавочки.

– Ага. Иди, иди, – напутствует меня сын, – только она соврёт, наверное. Наплетёт тебе крючком лабиринтов – не распутаешь.

– Ты к матери ездил? – перевожу разговор на другое.

– Нет, – мотает сын головой. – Мы по телефону. Просила не приходить. Сказала, плохо ей. Завтра съезжу.

Он тоже лукавит. Не знаю, что там ему Лида сказала, но Илья трусит. Ему очень тяжело даются походы к матери. Особенно, если это приходится делать ему в одиночку.

Я был в больнице сегодня. У Лиды всё стабильно. Не лучше, но и не хуже, хотя она предпочитает быть слабой и беспомощной. Давить на жалость. Уж не знаю – в силу своего характера или чтобы плотнее держать меня на крючке.

У меня неоднозначные впечатления. Почему-то сегодня показалось, что ей нравится «умирать». Держать меня, образно говоря, за яйца. Вздыхать и плакать. Жаловаться тихим голосом. Ненавязчиво, но противно.

Так зудят комары. Вроде бы не мешают, но их писк может свести с ума. И если комар затих, не факт, что он сел и мирно забился в уголок. Скорее всего, он облюбовал твою шкуру и, наслаждаясь, пьёт кровь.

Я всё же иду домой. Пристальный взгляд сына щекочет спину. Пересиливаю себя, чтобы не обернуться.