Украду тебя у судьбы

Жека специально съездил в город и приоделся – до этого момента не очень-то следил за собой. Ему хватало самых обычных, непрезентабельных вещей, но для дома они вполне годились, а для встречи с Изольдой – нет.

Он сходил к своей любимой парикмахерше, что стригла его постоянно и знала, какая причёска ему подойдёт. Изредка он спал с ней. Но больше – дружил. Она одна из тех, кто помнил его как Евгения Брауна. Его постоянная и неизменная фанатка. А нынче – одинокая мать двоих детей. С любовью у них так и не срослось. Но это и к лучшему.

«Я встречу тебя у входа в библиотеку», – написала ему Изольда.

Он подумал тогда: вряд ли там соберётся толпа женщин. Он сможет увидеть её издалека. Рассмотреть. Насладиться. Без разницы, как она выглядит. Он будет рад даже бабушке-одуванчику. Но в глубине души, конечно, надеялся на встречу с девушкой или женщиной – его тянуло к виртуальному образу нестерпимо. Ему нравился и её ум, и юмор, и умение в коротких фразах излагать суть любого вопроса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Женя приехал задолго до. Не смог усидеть. Волновался, как перед первым свиданием. Да почему как? Это и есть – самое первое. С Ней. Писательницей, чьи книги ему было интересно не просто озвучивать, но и читать.

Он бродил неподалёку, но неизменно – возле здания городской библиотеки – огромная такая туша в бетонных стенах с несуразными ступенями, истёртыми тысячами ног, колоннами, что вышли из моды ещё в прошлом веке. Тяжёлыми массивными дверьми из прошлой эпохи. Время шло. Окна в зданиях менялись на пластиковые, а тут время замерло, остановилось.

– Женя? – он обернулся на звонкий ломкий, как у подростка голос. И сразу понял: это она.

Обманула. Не ждала на крыльце, а шла навстречу по аллее, что находилась напротив здания библиотеки. Здесь он мерил шагами асфальт.

Небольшого роста. Кругленькая. Не толстая, нет, а пухленькая приятно. Щёчки, грудь арбузиками, ручки в перетяжечках, как у младенца. Крохотные пальчики. Неожиданно тонкая талия и крутые бёдра. Приземистые песочные часики с жарким песком. Ей совсем не подходил её псевдоним. Он только сейчас понял: она не Изольда Холод, а как-то иначе. По-другому.

Она остановилась в шаге от него. Грудь волнительно поднималась и опускалась под атласной кофточкой – нежно-розовой, с переливами в топлёное молоко.

Тёмные с рыжиной волосы торчат в разные стороны тугими кудряшками, почти как у негритянок. Над верхней губой – крохотная мушка – родинка, что делает её невероятно милой. Синие нараспашку глаза и смущённая улыбка.

Вначале он принял её почти за ребёнка. И лишь немного придя в себя, понял: ей давно за тридцать, но живость, непосредственность, энергия делают её моложе и привлекательнее.

– Марина, – протягивает она пухлую ладошку. – То есть Изольда, – виноватая улыбка. И ему приходится нагнуться, чтобы сжать осторожно крохотную ручку. Она такая миниатюрная. А он такой здоровый, как шкаф.

– Здравствуй, – говорит он просто и целует эту тёплую, нежную кожу, наслаждаясь каждым мигом.

Она вспыхивает, но руку не забирает. Хлопает ресницами и округляет рот. Не ожидала. Он и сам от себя ничего подобного не ожидал. Но в этот миг, в этот короткий миг просто не мог и не захотел поступить иначе.

Евгений

– Почему Изольда Холод? – спрашивает он её почти сразу же. Ей идёт Марина. Она не холодная. Очень живая и подвижная, мимика у неё великолепная. К тому же она хохотушка, весёлая, задорная. Ему всё в ней нравилось. Все движения, взмахи рукой, милый носик, что морщился, когда она смеялась.

Он искал и не находил к чему придраться.

– Хотелось чего-то звучного и ледяного до скрежета. Как замки в Ледяной серии, – пожимает она плечами. – Стать мужчиной я не смогла, но и оставить Марину Савушкину не посмела. Ну, кто будет читать Марину Савушкину? – всплескивает она руками. – Зато Холод изо льда – очень даже.

Её бы читали, даже если бы она была какой-нибудь Пупковой. Хотя, конечно, здравый смысл в её словах есть. А Женя её идеализирует – сразу же. С первых строк, с первых слов общения в живую.

Она не кокетничала и не стреляла глазками. Не лукавила и не фальшивила. Но её женственность обволакивала его, заставляла сердце отчаянно биться в груди, словно он не утомлённый солнцем и прожжённый огнями софитов циник, а восторженный юноша.

Ему оказалось слишком мало трёх часов, чтобы наполниться этой женщиной. Жека наблюдал, как легко и непринуждённо общается Марина с читателями. Нравилось ему, как раздаёт автографы и делится планами. И ему она не забыла сказать «спасибо» и представить публике. Хотелось спрятаться: он не заслужил столько внимания и доброты.

После презентации фея исчезла. Махнула хвостиком, как золотая рыбка.

– Прости, но у меня дела, никак не могу, – отказалась она с ним пообедать.

И тогда Жека позвонил брату. На подъёме. Ему хотелось поделиться настроением. Рассказать об Изольде. То есть о Марине. А ещё расспросить об Иве.