Украду тебя у судьбы

– Он оставил больше – послание. Вы ведёте себя так, будто он не меня, а вас лишил этих дурацких денег.

Самохин замирает, а затем поворачивает голову, смотрит на меня.

– Да, похоже, я расстроен куда больше, чем вы, Ива. Но меня интересовали не сами деньги и их наличие, а возможность исполнить волю покойного. Проследить, чтобы наследство досталось именно вам, а не кому-то другому.

– Вы же прекрасно знаете, что я не могла правильно ими распорядиться. Я бы их отдала Репину или тому, кто за ними гоняется. Не потому, что мне не нужна финансовая стабильность, а потому, что мне нужно спокойствие для тех, кого я люблю.

Самохин заводит мотор и выезжает со стоянки.

– Я бы мог сказать, что умываю руки, но не в моих правилах не доводить дело до конца. Вам действительно может показаться странным моя настойчивость, но движут мною не азарт, не корысть, а дружеские чувства и, наверное, въедливый характер. Я привык все дела доводить до конца.

– Я не знаю, что можно ещё сделать. Мне кажется, вы зря проявляете настойчивость. Деньги, если и были, исчезли. Искать я их не буду. Если у вас есть такое желание – удачи.

Мы прощаемся у метро. Я не собираюсь рассказывать ему, где сейчас живу. Никита решил спрятать меня. Я согласна, что чем меньше людей знает, куда я исчезла, тем лучше.

Это был какой-то неловкий момент. Вроде как сказать друг другу нечего. Не друзья, но и не враги. Я и мой нотариус. В то же время, он слишком много обо мне знает, чем-то даже рисковал, когда заделался моим душеприказчиком.

– Я позвоню, – обещает Дмитрий Давыдович. Я киваю, исчезая в шумном переходе метро.

А я нет. Не позвоню. Незачем. Хотя, наверное, мы могли бы дружить. Ходить друг к другу в гости. Но не сейчас, когда мне лучше расставаться со всеми, к кому могу так или иначе привязаться.

Телефонный звонок застаёт меня почти у дома. Я ответила не глядя, погружённая в свои мысли.

– Ива, только не отключайся.

Я без сил опустилась на лавочку у подъезда. Ноги отказались мне служить. Голос Андрея ворвался в меня, заполонил от макушки до пяток. Я бы при всём желании не могла сейчас отказаться слышать его, впитывать, жить этим мгновением.

– Ива, ты слышишь меня? Ответь мне, девочка моя, – столько надежды всего в нескольких словах. Андрей меня уговаривал откликнуться, отозваться. И я не смогла промолчать.

– Да, – проговорила чуть слышно.

– Где ты, Ива? Что случилось? Почему ты ушла? Я не верю, что ты развернулась и ушла. Только не ты. Это неправда. Скажи, что это неправда, Ива.

Я не помню его таким. Слабым. Настолько нуждающимся во мне. Он всегда был сух и нелюдим, неразговорчив и суров. Только в минуты единения позволял он себе расслабиться, побыть настоящим. Я любила его в минуты откровения. Любила и гордилась, что со мной он раскрывается. Таким его почти никто не знал. Только я. И вот сейчас я слушаю его и плачу. Слёзы катятся по щекам, и я не стесняюсь их, не боюсь своих чувств, а поэтому должна быть откровенной.

– Это правда, Андрей. Я ушла. Но не потому что бросила, оставила в тяжёлую минуту, нет. Я – ходячая бомба. Опасность для тебя и детей. Я не хочу и не позволю, чтобы с тобой и с ними что-то случилось. Только не с вами, понимаешь?

– Ты плачешь, Ива? – голос у Андрея становится тише и проникновеннее, залезает в сердце и душу, скребётся, как голодный кот, разрывая на части остатки самообладания. Хочется поддаться, струсить, сдаться. Ощутить рядом силу моего мужчины, его уверенность и надёжность. – Не плачь, моя хорошая светлая девочка, не надо. Просто вернись ко мне. Я нуждаюсь в тебе, Ива. Ты напридумывала лишнего, поверь. Испугалась, правда? Я напугал тебя. А всего лишь был неосторожен на дороге. Это случайность, Ива. Несвязанное с тобой событие.

Хочется ему верить. Закрыть глаза и прислониться к родному плечу, вдохнуть его запах, потереться о небритую щёку, ощутить губы на виске, руки на плечах.

– Мы не можем знать наверняка. Поэтому пусть останется всё, как есть. Я не отказываюсь от тебя. Да я и не смогу, – голос мой срывается, я закрываю рот ладонью, чтобы скрыть рыдания, что царапают горло, просятся наружу. – Просто дай мне время разобраться во всём. Кто-то разрушает всё, что со мной связано. Я не смогу жить, зная, что этот кто-то навредил тебе или детям. Давай немного потерпим. Я ведь немногого прошу.

– Ты просишь слишком многого, Ива, – голос Андрея становится властным и жёстким. О, я знаю, как он умеет руководить и приказывать. Этому голосу хочется повиноваться. – Выкинь глупости из головы и возвращайся! Пожалуйста, – добавляет он неожиданно мягко, и мне стоит большого труда не зареветь в голос, как маленькой девочке, у которой отобрали мечту.

– Я вернусь. Обязательно, – обещаю из последних сил. – Но только после того, как пойму, что моё так называемое наследство не потянет за собой людей, что дороги мне.

– Ива! – он то ли кричит, то ли рычит раненым зверем.

– Я люблю тебя, Андрей, – признаюсь, чувствуя, как из раскрытого сердца толчками уходит всё, что я копила в себе очень долго.

Секунда. Тишина. И я отключаюсь.