Украду тебя у судьбы

– Всё у меня в порядке и с душой, и с телом. А что не в порядке, поправимо. И ты мне поможешь. Тянуть нельзя. Я и так потерял слишком много времени. Мне нужна коляска, твои руки и мозги.

– Охрана тебе нужна, – бурчит он, но по глазам вижу: Женя поможет.

– Пусть будет и охрана, – слишком легко соглашаюсь, и брат подозрительно щурит глаза.

– Ты бы лучше сразу всё мне выложил, чтобы я понимал, как правильно действовать. Илья мог не так всё понять. Подростки склонны к драматизации и часто путают, фантазируют, придумывают то, чего не поняли. Он мог неправильно понять, о чём его мать разговаривала по телефону.

– Ну, да. И умирающая бегает по парку – это тоже бред. Курящая раковая больная. Не кажется ли тебе, что это чересчур буйная фантазия должна быть. А Илья у меня – умный парень. Одно это наводит на подозрения. Клинику ей выбирал не я. Она попросила дать ей право выбора. Говорила, что это место ей советовали. Там персонал отличный и врачи хорошие. Видимо, кто-то рискует лишиться лицензии. У меня есть много вопросов к её лечащему врачу. Я там камня на камне не оставлю, если окажется, что диагноз Лиды – фикция. И я тебе рассказал всё, что знаю. Пока больше добавить нечего. Посмотрим, что она нам расскажет.

– Ладно, – решается Женя, – но охрану мы всё равно возьмём с собой. Я не хочу лишнего риска. И если это она пыталась тебя убить, лучше перестраховаться. Кто его знает, какие тараканы бегают в голове у подобных дамочек.

В инвалидную коляску меня усадили, как короля. Или падишаха. Нет, я ещё не совсем из ума выжил: скакать на костылях не стану. Мне сейчас нужно быть здоровым и сильным. И я сделаю всё, чтобы жить долго и счастливо.

Мы ввалились в палату Лиды без предупреждения. Она неплохо устроилась: возлежала на пышных подушках как царица. Бледность ей шла. И эти глаза умирающей лани очень даже хорошо смотрелись. Только меня этим уже не пронять.

– Андрей? – вопрошает она почти радостно. Улыбка трогательная, слёзы близко – блестят бриллиантово. – Как я тебя ждала!

Да, я представляю.

– А чего ты ждала, когда пыталась меня сбить машиной? – спрашиваю в лоб. – Чтобы я сдох и доставил тебе удовольствие? Неземной оргазм испытала бы?

Я не верю в её хрупкую беспомощность. И с нервишками у неё всегда была беда-беда-несчастье. Лида испугалась. Струхнула. Лицо её выдало с головой.

– Следователь нашёл отпечатки пальцев в угнанной машине. Твои пальчики, Лида, – дожимаю я её напористо. Сзади стоит Женя – мой верный страж и брат. За дверьми палаты – охрана.

– Неправда! – вскидывается она. – Я была… – закусывает губу, чуть не проболтавшись.

– В перчатках? – выгибаю иронично бровь и не свожу с бывшей жены глаз.

Нервно комкают одеяло пальцы. Глаза у неё бегают, как у попавшегося воришки.

– Я была в палате, здесь. Зачем ты меня пугаешь, Андрей?

Сейчас она рыдает по-настоящему. От страха. Потому что я уже не сомневаюсь: это она сидела за рулём автомобиля.

– Следствие разберётся, Лида, где ты была и в чём. Точно так разберутся соответствующие органы с клиникой, которая брала с меня деньги на лечение вполне здоровой тебя.

– Андрей! – хочет она что-то сказать, но я останавливаю её взглядом.

– Я проведу независимую экспертизу и попрошу прощения, если ты окажешься больна. Более того – продолжу оплачивать лечение, но не в этой клинике. А пока… не стоит меня недооценивать. Телефон! – протягиваю я руку.

– Не имеешь права! – взвизгивает она и вскакивает на ноги. Слишком резво для умирающей. Женя заслоняет меня, опасаясь, что она кинется.

– Ещё один шаг, жест, угроза – и тебя повяжут. Из палаты ты не выйдешь. Там профи. Элитная охрана. Всё самое лучшее для моей бывшей жены, матери моего сына, – говорю я спокойно, но холодно.

Телефон она не отдаст – вижу по её позе и тремору. Успеет подчистить «хвосты», но номер и так пробьют – выяснят, кому она звонила в последнее время, с кем разговаривала. И тогда я узнаю, кто по её наводке пытается меня разорить.

В окно она не вылезет, из палаты не выйдет. Всё остальное – вопрос времени доказать её вину.

– Виновата ты или нет, – предупреждаю я её, – держись подальше от моей семьи.

Ярость искажает её прекрасные черты. Делает Лиду почти безобразной. Я смотрю на неё и думаю: как хорошо, что она меня бросила тогда. Ничего к ней не чувствую, кроме презрения и брезгливости. Даже то, что у нас общий ребёнок, больше не примиряет меня с ней.

Ива

Она жила в очень скромном спальном районе. Мама моя. Домишки как грибочки: обтёрханные, похожие друг на друга, с одинаковыми дворами, где сохранились допотопные детские карусельки из прошлого века.

Старые деревья. Облезлые лавочки с недостающими досками. Как-то очень тоскливо и безнадежно. Я почему-то, глядя на это убожество, нарисовала в голове образ опустившейся пьющей тётки, что ходит с авоськой, сдаёт бутылки и клянчит, как когда-то Идол, деньги на выпивку.

Не знаю, почему вдруг такое. Может, потому что подспудно я не могла её признать. А может, так вылезала обида, которой я до сегодня почти не чувствовала.