Украду тебя у судьбы

Мать он заметил в аллее. Настолько лучше, что она поднялась и сама вышла на улицу? Раньше она лежала безучастно, и выходила, когда приезжал отец. Но сейчас отец не может, а значит, ей действительно лучше. Он уже собирался окликнуть её, махнуть рукой, когда у матери зазвонил телефон.

Что Илью насторожило, он не понял, но спрятался за деревьями, подошёл поближе, чтобы послушать, о чём она говорит.

Мать явно нервничала – он видел это по тому, как дёргала она шеей и как беспокойно сжимались и разжимались пальцы на свободной руке.

– Ты обещал, – доносится до него голос матери. Не такой, к какому он привык – тихому и слабому, болезненному и умирающему. Резкий незнакомый тон. Как будто это и не она вовсе. – Что значит, не можешь? Когда?

Она нервно прохаживается по хорошо уложенной, ухоженной плитке. Неподалёку стоит лавочка, но мать не садится, а продолжает мерить шагами плитку под ногами.

– Я устала. Мне надоело притворяться умирающей, – говорит она и уходит вглубь небольшого парка. Илья кустами следует за ней, как привязанный.

Он видит, как мать достаётся из больничного халата сигареты и прикуривает. От этого у него глаза буквально лезут на лоб. И если до этого он ушам поверить своим не мог, то сейчас его явно подводило зрение. Или это могло означать лишь одно: мать не больна. А может, никогда и не болела. Что же тогда? Обман? Сердце Ильи не могло смириться. Всё внутри бунтовало.

– Ты обещал, что уничтожишь его, а я получу сына. Твои слова – ноль, ты водишь меня за нос и пытаешься оттянуть время. Учти: я не собираюсь здесь гнить вечно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она выдыхает дым и жадно затягивается. Сбрасывает пепел на землю и ковыряет тапкой землю, сбивая траву.

– Да, это была моя идея. Я помню. Но я не думала, что всё затянется настолько. Я умираю от скуки. Любимов в больнице, чёрт бы его побрал, и всё ещё на плаву. Ты обещал пустить его по миру. Чего стоит твоё слово?

Она снова нервно дёргает шеей и плечом, бросает недокуренную сигарету в траву и затаптывает её ногой. Достаёт новую и снова прикуривает.

– Я не угрожаю, – голос её становится тише. Что значит я всё испортила? Хотя да. Будь я немного удачливее, уже бы всё закончилось. Он бы гнил на кладбище, а я бы получила сына и Любимовские деньги.

Илья задыхается от услышанного. Сердце разрывает грудь – так грохочет, заглушая все звуки. Ему кажется: ещё немного – и мать обернётся, услышит звук его сердца, найдёт его. И что дальше?.. Отправит на кладбище вместо отца?

Бежать – первая паническая мысль. Быстро бежать, пока она не обернулась и не поняла, что он всё слышал. А потом он просто сидит и ждёт. Ждёт, пока она выдохнет дым, отключит телефон, выбросит бычок и пойдёт прочь.

Это были самые длинные минуты в жизни Ильи. Самые страшные минуты, когда он не знал, что делать. Когда женщина, которую он любил и считал родной, оказалась совершенно другой, незнакомой холодной тёткой, способной убить его отца.

Она ушла, а он продолжал сидеть на земле, за пышным кустом. Сидеть, пытаясь прийти в себя.

Что-то хрустнуло в груди. Илья непонимающе уставился на руки. Он пытался ладонями приглушить стук своего сердца. И когда он их убрал, запах смятых бархатцев ударил в ноздри.

Сломанные стебли. А головки всё такие же яркие и свежие. Илья отбрасывает их, словно обжёгшись. А затем поднимается с земли и бежит. Бежит сломя голову прочь. К отцу. Предупредить. Спасти. Пока эта чужая незнакомая тётка не натворила ещё больших бед.

Рада

Конечно, она не ждала, что Ник кинется за нею вслед.

Нет, всё же ждала. Так было раньше. Рада часто вспыхивала, психовала, на эмоциях убегала. Ник всегда догонял. Примирялись они обычно бурно. В постели.

В этот раз он не кинулся. Было ошибкой за ним следить, не доверять, встречаться с Ивой за его спиной. Но она не могла не попытаться отвоевать своего Ника. Он – её, а она слишком долго ждала, чтобы вернуться. Медлила.

Можно было приехать на родину года три-четыре назад. Отец уже остыл, по-своему смирился. Только до сих пор грозился вырвать ноги тому, кто заделал ей тогда ребёнка и остался не у дел.

Знал бы он… Рада защитила Ника как смогла. По-своему – молчанием. Отвела подозрения. Но по сути – испугалась. Ещё и бабушка Бодрова масла в огонь подлила, пугая крутым отцовским нравом.

А теперь всё висит на волоске. Нет, он не бросил их. Звонил. Встречался пару раз с Никой. Но о самом главном так и не поговорили. Ник не настаивал, а сама она струсила, ещё больше усугубляя пропасть между ними. А казалось, что всё хорошо. Особенно после их воссоединения.

Рада чувствовала тогда себя уникальной, желанной, единственной. А теперь застыла, запуталась, не знала, куда себя деть и с чего начать восстанавливать рухнувшее равновесия их отношений.

Она не перестала за ним следить – не смогла. Они жили вместе – Ива и Ник. В одной квартире. И кто знает, что между ними происходит. Рада злилась и ревновала. Но её, как преступницу, тянуло назад, в дом, где под одной крышей прятались Ива и Ник.