– Потерпи немного, – Ник трёт виски и морщится. – немного утрясётся с отцом, и я подумал, что делать дальше. А пока я не могу допустить, чтобы ты осталась совсем одна. Это неправильно, Ива. Кто-то охотится за деньгами твоего отца. И этот кто-то, вероятнее всего, не знает, что их нет.
– Тогда позволь мне съездить в коммуналку. Мне… нужно взять там кое-что.
– Мы поедем вместе, – решает он. – Я отвезу тебя.
Я не уверена, что хочу находиться под постоянным конвоем, но пока что у меня нет выбора. Я возвращаюсь домой. В стены, что вырастили меня. Но иду я туда не потому что соскучилась. Я иду, чтобы взять адрес матери. Листок из тетради в клеточку, который припрятала Ираида в надежде, что я всё же однажды захочу увидеть мать.
Ива
– Приехали, – говорит Никита, и я на секунду задумываюсь, так ли хочу идти в квартиру, где меня уже почти ничего не держит. Ник улавливает мои колебания. – Хочешь, я пойду с тобой?
– Хочу, – киваю, соглашаясь. Да, лучше вдвоём. Я ему даже благодарна сейчас, что не отпустил меня одну.
В коммуналке непривычно тихо. Не гремят кастрюли на кухне, никто не ругается, пытаясь пробиться с боем в туалет. Не удивительно: нет Идола, нет Ираиды и меня. Остались Пончики и Петуховы. Мне бы не хотелось никого видеть, но коммуналка не дремлет: как только я вхожу в коридор, тут же настораживаются двери, что имеют глаза и уши.
– Явилась? – почёсывая волосатый живот, вываливается из своей комнаты Петухов. – А тут тебя с собаками ищут.
– Кто? – интересуется холодно Никита. Я привыкла к его мягкости и улыбчивости, а такой тон – будто другой человек.
– Налоговая, канешна, – лыбится Петухов, показывая гнилые зубы. – Жаждют нашу кралю видеть. А она не откликается. На телефонные звонки не отвечает. И оплату за жильё не вносит. А ты кто, ейный хахаль очередной?
Петухов ёрничает и врёт. Я оплатила наперёд, чтобы не волноваться. И с налоговой – чушь. Но ему нравится пугать и издеваться.
– Я бы на вашем месте о своих делах и проблемах волновался, – меряет взглядом Петухова Никита.
– Ты на своём месте разберись, чмо, – огрызается мой милый сосед, но я уже не слушаю, о чём они препираются.
Может, и хорошо, что они спорят. Я могу спокойно выдохнуть и войти в когда-то свою комнату. Я сейчас думаю, что могу порадовать Петухова: не хочу сюда возвращаться.
Может быть, действительно отдать жильё ему. Пусть бы радовался. А то там пополнение скоро. А девочка у них славная, хорошая. Бывает же такое: папаша козёл, а дети нормальные. Надо разузнать, как это делается. Документы переоформить или что… Самохину позвонить. Обрадовать Петухова. Вдруг подобреет и станет нормальным человеком. Хотя это вряд ли: рождённый свиньёй орлом не станет.
Я переросла и эту комнату, и прошлое. Что было в нём? Слабая болезненная девочка, опекаемая со всех сторон бабушкой. Девочка, не знавшая жизни. Девочка, что боялась людей.
Я думала: у меня всё скучно и просто. Оказалось не так. У меня не скелеты в шкафу – они безобидные. У меня монстры, живущие под кроватью. Живые и жаждущие крови. Чудовища, которые ждут, когда я оступлюсь или ошибусь.
У меня одно желание: вытянуть их на свет и либо приручить, либо уничтожить. С чем не справлюсь я, поможет солнце. На свету многое кажется не таким страшным, а порой смешным.
Я прикасаюсь руками к стенам. Лёгкая грусть без сожалений.
– Прости, бабуль, я выросла, – произношу вслух, и голос мой звучит непривычно. Слишком глухо. Взрослый голос не девочки, а женщины. – Осталось лишь узнать, почему ты меня прятала. Почему мать не захотела видеть меня. У меня нет обиды. Есть вопросы.
Ираида оставила адрес матери здесь. Спрятала специально. Надеялась, наверное, что я начну перебирать или увозить вещи и найду. А я как перекати-поле: и здесь не осталась, и в отцовском доме не прижилась, и от Андрея убежала. И сейчас живу с Никитой, потому что нуждаюсь в какой-то подпорке, в человеке, что не даст мне скатиться в пропасть неизвестности. Но это ненадолго.
Я уже думаю о том, чтобы снять отдельную квартиру и никому не мешать. У Ника своя жизнь. Рада и дочь. А я только мешаю. Я всем мешаю, кроме Андрея, но не могу с ним быть, пока не расквитаюсь с прошлым окончательно.
Да, он есть, листок в клеточку, никуда не делся. Я нащупываю его за картиной, что висит на стене миллион лет. Столько, сколько я себя помню. Ираида засунула его, когда я, растерянная, бродила по разгромленной комнате. Цепкая старушка. Только прикидывается слабой.
Я разворачиваю его, всматриваюсь в буквы и думаю, что никогда не видела Ираидин почерк. А он у неё строгий, как она сама. Буквы длинные, с острыми концами, похожие на готические замки.
Пора уходить. Я обвожу комнату взглядом. Прислушиваюсь к себе. Меня не тянет остаться. Хочется уйти и не оглядываться.
– Да кто ты такой! – прыгает на Никиту Петухов. Грудь выпятил, треники – пузырями на коленях. Пузцо дёргается.
Он как Моська на Слона. Ник смотрит на него с брезгливой улыбкой и прячет руки за спиной. Интересно, он бы ударил? Смог бы? Я почему-то не могу представить Никиту, машущего кулаками.