Украду тебя у судьбы

Я настоял, чтобы меня выписали. Нет смысла валяться в больнице, если то же самое я смогу делать дома. Мать побеспокоилась обо всём остальном: договорилась с медсестрой, которая будет делать все нужные процедуры, уколы и капельницы.

– Я надеюсь, что вы будете придерживаться постельного режима. Ограничьте подвижность – вы перенесли операцию, ходить самостоятельно не можете. Дайте зажить швам! – вычитывал мне доктор. Я слушал его в пол-уха. Я хотел домой. В свою квартиру. К своим детям. И вернуть Иву. Остальное – решу постепенно.

Что-то важное ускользало от меня, поэтому я рвался на волю. Насколько это возможно. Дома, как говорят, и стены помогают.

Илья вернулся неожиданно. По его лицу – испуганному и бледному – я понял: что-то случилось.

– Катя? Бабушка? Ива? – перечислял я, а сердце куда-то падало, проваливалось в омут. Илья тряс отрицательно головой, но я видел: он не просто так вернулся.

– Пап. Я к матери ездил.

Ей стало хуже? Или… нет, надеюсь, не при мальчике. Слово «умерла» застряло в горле, и я бы под угрозой смерти не смог бы его произнести.

– Она не больная. Точнее, больная на голову. Это она тебя убить хотела.

До меня не сразу доходит то, что говорит Илья. Пытаюсь прийти в себя.

– Подожди. А ну-ка присядь.

Сын не сел – рухнул на стул. Глаза огромные. Волосы от пота слиплись – бежал, видимо.

– Я туда. Хотел сюрприз. А она – по телефону с кем-то. Курит. Говорит, надоело здесь прохлаждаться. Ты обещал разорить его, а сам ничего не делаешь.

Он давился словами, дрожал, намертво сцепив руки. Костяшки у него белые-белые. Лицо не лучше. А то, что он рассказывал, вообще не укладывалось ни в одну мою извилину. Я словно отупел.

Слабая, умирающая Лида – убийца? Женщина, которую я когда-то любил, боготворил, по которой сходил с ума – наглая интриганка? Это с её подачи меня разоряют? Из-за неё я валяюсь с переломами и травмами? А моя Ива винит во всём себя? Ушла от меня, лишь бы беду отвести?

– Посмотри на меня, – говорю я сыну, когда он заканчивает свой сбивчивый рассказ. Точнее, он никак не может остановиться – повторяется, заговаривается. Я никогда не видел его таким напуганным и растерянным.

Илья поднимает глаза. Губы у него сжимаются в одну линию. Наверное, пытается не стучать зубами от нервного потрясения.

– Она ничего мне не сделает, – произношу очень уверенно. Мне сейчас важно его успокоить. Со всем остальным разберусь позже. – Ничего не сможет, понимаешь?

Илья неуверенно кивает.

– Просто верь мне. Я разберусь.

– Не отдавай меня ей! – вдруг вцепляется он в мою руку с такой силой, что мне стоит большого труда не поморщиться. – Я.. ты прости меня, пап. Я виноват. Это я Иву. И первый раз, и второй. Просил, чтобы ушла. А когда ты в больницу попал, выгнал. Обвинил. Это я виноват. Скатерть её порезал. Ты только матери меня не отдавай! Не смогу. Не хочу!

Я прижимаю его к груди. Мой мальчик. Почти взрослый, но ещё ребёнок. Сложный, но мой. Его трясёт. И я пытаюсь передать ему и силу свою, и уверенность.

– Конечно же, я тебя не отдам. И не собирался. Позволил бы уйти, если бы ты захотел. Но ты навсегда мой сын. С Ивой нехорошо поступил. Но для меня важно, что ты понял. А всё остальное – переживём и утрясём.

– Я сам ей скажу, – голос сына теряется в моей футболке – так плотно он прижимается ко мне лицом. – Сам прощения попрошу. Катя скучает. И я. Она добрая. И тебя любит.

Мне бы найти её для начала. Но сейчас важнее успокоить сына и разобраться с бывшей.

– Давай сделаем так. Я позвоню бабушке. Она тебя заберёт. Потерпи уж немного. Завтра я домой вернусь и заберу вас с Катей. И всё у нас наладится. Ты правильно сделал, что рассказал. Я хотя бы знаю теперь, куда двигаться.

Илья не возражает – слишком много сил ушло на то, чтобы рассказать.

– Ты позвонишь? – он настаивает, не просит. Он переживает, и это наконец-то дарит мне покой. Мне бы переживать, рвать и метать, злиться, а я сижу и улыбаюсь, прижимая к себе сына.

– Я буду звонить каждый час, – обещаю твёрдо.

Мать лишних вопросов не задаёт. Смотрит лишь тревожно. Тоже волнуется.

– Ты ему успокоительного накапай. Травок каких-нибудь завари. У него стресс, – говорю я ей, пока Илья ушёл умываться по моей просьбе.

– Может, ты расскажешь? – выпытывает мать.

– Позже. Не сейчас. Илью лучше не трогай. Сейчас важно, чтобы он успокоился и чувствовал нашу поддержку.

– Не нравится мне всё это, – сердито сдвигает брови мама. Я её понимаю, но не хочу, чтобы ещё и она нервничала. Лучше пусть пока побудет в неведенье.

Как только они уезжают, я звоню Жене.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Приезжай. Есть дело, – говорю, как только он отвечает.

Я никому, кроме брата, не могу довериться. Жене сложно: он и так по макушку загружен моими делами, но сейчас мне нужна его помощь. Как никогда.

– Да ты с ума сошёл, – говорит он, как только я излагаю план. – У тебя еле-еле душа в теле.