Неясный шорох за спиной. Но обернуться он уже не успел. Резкая боль – взрыв в голове, словно кто-то чужой и злобный подсунул под черепную коробку осколочную гранату. И он падает лицом вперёд, прямо в раскрытые двери. Бьётся щекой о каменный бортик верхней ступеньки, но уже не чувствует боли. Он уже ничего не чувствует.
Темнота разливается стремительно, но краем ускользающего сознания он успевает заметить мужские ботинки большого размера. Хорошие прочные ботинки.
«Хорошо, что это не Изольда», – думает он и проваливается во тьму.
Там, наверное, черти заждались. Пришли по его душу.
Жаль, что он больше ничего не поймёт и не почувствует.
Обидно уходить в небытие, так и не поцеловав любимую женщину…
Рада
Она подкараулила Ника, когда тот вышел в магазин.
Да, следила. Да, не могла налюбоваться со стороны. От старых привычек не так уж легко избавиться. И никто не говорил, что будет легко, когда пытаешься перестроить свою жизнь.
– Привет, – шагнула ему навстречу из-за угла.
– Здравствуй, Рада, – выгнул Ник красивую бровь. Да-да, по глазам видно, что он думает о её появлении здесь. Можно даже не говорить заезженную фальшивую фразу: «Какими судьбами?». Такими. Ей нужно его видеть. Говорить. Это нехватка кислорода, между прочим – находиться вдали.
– Поговорим? – приступает она к делу, как холодный профессионал. Сердце горячее, мозг трезвый. По крайней мере, так оно должно выглядеть снаружи. Что у неё внутри творится, не нужно никому знать. Разве что Нику, но и то не сразу.
– Можно я всё же куплю то, за чем пришёл? – Ник себе не изменяет. Немножко зануда, но она и это в нём любила. Кому-то нужно быть землёй, пока она ветер.
– С удовольствием пройдусь с тобой по магазину, – сверкает она улыбкой, гадая, сильно ли изменились его вкусы за семь прошедших лет.
Рада до сих пор помнит его предпочтения в еде. Правда, сейчас он покупает продукты не только для себя, но если ничего не изменилось, она узнает.
– Ты на кого Нику оставила? – интересуется заботливый папа.
– Она в надёжных руках, не беспокойся, – взмах ресницами, взгляд украдкой и тяжело подавленный вздох: лицо Ника оставалось безмятежным, как море в штиль.
– Я виновата, – идёт она в атаку. – Прости меня, а? Ты ведь всегда прощал моё самодурство. Мне иногда казалось, что тебе нравились моя порывистость и простота.
– Мы выросли, Рад. Давно взрослые. Да и тогда не совсем дети были, раз смогли ребёнка заделать. Да, твоя непосредственность подкупает, но иногда ты переходишь все границы. К тому же не умеешь слушать или слышать, когда тебе кто-то пытается сказать важные вещи. И прощение ты просить должна не у меня.
– Если ты об Иве, я попросила, – вздыхает она облегчённо. – Мы виделись недавно, разговаривали.
Ник заинтересованно косится на неё. Не всё потеряно!
– И как успехи?
– Отлично. Друг друга не поубивали, как видишь. И я выслушала её и услышала. Понимаю, почему вы рядом, но всё равно ревную, Ник. Не могу ничего с собой поделать. Это как третий лишний.
– Я не могу вышвырнуть её из квартиры и своей жизни лишь потому, что тебе приспичило. Ты человек. Я человек. Ива человек. Как-то нужно уметь контактировать с внешним миром, а не заставлять мир плясать под твою дудку.
– Я понимаю, – вздыхает Рада и машинально выбирает его любимые помидоры, а затем – рис особого сорта. Ещё нужна рыба. Ник предпочитает рыбу, а не мясо. – Но, может, ты не будешь столь суров?
– Если я не буду сопротивляться, ты из меня верёвки совьёшь, – накрывает он словно невзначай её ладонь своей. Это неожиданно приятно. Покалывание расходится по пальцам и бьёт под рёбра, спускается ниже, и Раде стоит большого труда не застонать от удовольствия. А ведь это простое касание. В нём нет ничего сексуального или провокационного.
– Это так плохо, да? – Ник не убирает руку, а она замирает, не желая, чтобы этот миг заканчивался. Рада стояла бы и стояла, плывя на волнах какого-то разноцветного моря. Так ей хорошо сейчас. Она чувствует тепло от тела Ника. Хочется глаза прикрыть и прислониться к боку. А ещё будет хорошо, если он её обнимет. Мечты, мечты…
– Не знаю, – честно признаётся Ник. – Временами хорошо, когда кто-то берёт ответственность на себя. А иногда кажется: это плохо, когда ты сам не способен принимать решения, сказать веское слово. Надо как-то уравновешивать эти вещи, чтобы не чувствовать себя потерянным индивидуумом.
– Я хочу, чтобы мы попробовали, – поднимает Рада на Ника глаза. – Жили вместе. Учились друг другу уступать. Спорили и мирились. Я хочу научиться слышать. А если вдруг уши мне заложит, ты обязательно вытрясешь из них всё ненужное.
– Ты уверена, Рада? Ведь назад пути не будет, – голос его становится низким. Вкусным, как кофе с мороженым и льдом.
– Путь назад есть всегда, – смотрит она Нику в глаза. Пристально, не отрываясь. – Но я не хочу назад. Хочу вперёд. С тобой. С нашей Никой. А может, бог даст нам и других детей – я бы хотела этого. Люблю тебя, Ник. Всегда любила.