Украду тебя у судьбы

Надо не изменять себе. Быть тем, что ты есть, а не казаться чем-то другим. Отцовских сокровищ не существует. А у меня немного не хватает на лечение. Поэтому мне снова нужно вернуться к вязанию – к тому, что я умею делать лучше всего. Набрать новых клиентов труда не составит. К тому же,  у меня есть помощницы. Они с радостью вернутся к работе.

Чем больше я думала об этом, тем светлее становилось на душе. Будто поймала солнечного зайчика в ладонь, а он вдруг взял и остался, даже когда солнце за тучу спряталось.

– А если её дома не будет? Ты позвонила? Предупредила? – волнуется Рада.

– Должна быть дома. Сегодня выходной, – я и сама немного волнуюсь. – Мы ни о чём таком не договаривались. Я даже телефонами не догадалась обменяться.

Чувствую и вину, и немного досаду: Рада бы всё устроила, как надо, а я… безликая рыба замороженная. Не подумала. Да что там: не расспросила, как она живёт, где работает.

– Ну, ничего, – из Рады так и выплёскивается наружу оптимизм, – сюрприз будет. Она обрадуется, вот увидишь!

Мать открыла дверь сразу, словно ждала, но не обрадовалась. Сделала неверный шаг назад, пропуская нас в квартиру, да так и осела по стене, белая, как мел.

– Мама? – я впервые её так назвала, не задумываясь. Кинулась вперёд, а рядом – Рада. Быстрая, как птичка. Склонилась.

– Вам плохо? – и попыталась подхватить мать под руку.

Мать отрицательно покачала головой.

– Мне хорошо, – прошелестела, облизывая сухие губы. А затем добавила: – Девочки мои…

Рада беспомощно обернулась, поймала мой взгляд.

– Надо «скорую», наверное.

– Не надо, – справилась с собой мама и поднялась. – Пойдёмте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Повела нас в комнату. А мы – вслед. На полу остались и торт, и конфеты, и вазочка. Забыли мы о них, растревоженные странным поведением женщины.

Она усадила нас на диванчик – старый и продавленный. А сама осталась стоять. Смотрела на нас, любуясь. Слёзы ползли по щекам и капали, падая на воротник домашнего платья. Но она их не вытирала.

– Иванна и Рада, – произнесла вслух, и резко стало не хватать воздуха. Откуда она знает имя чужой девушки?..

– Мои дочери, – добавила она, и мы замерли, боясь пошевелиться.

– Вы сёстры, – пояснила мать. – Я думала, вы знаете, раз пришли ко мне вместе.

Рада тряхнула головой, не веря. А у меня словно кусочки картинки сложились. Белокурые и голубоглазые. Похожие чем-то друг на друга и внешне, и фигурами. Даже Ник неосознанно потянулся, наверное, уловив эту схожесть.

– Дочь Серёжи и дочь Бори, – плакала мать, прижав руки к груди. – Когда-то они были друзьями, а потом стали врагами.

– Ничего не понимаю, – видимо, наступает момент, когда такие уверенные девочки, как Рада, теряются и становятся беспомощными.

– Судя по всему, Рада, и твоя мать нашлась, – говорю я тихо. – Мать одна, отцы – разные.

Я поднимаюсь с дивана и тяну из угла стул со спинкой и мягким сиденьем. Тяжёлый, с гнутыми деревянными ножками.

– Ты присядь, – ставлю стул рядом с матерью. – Мы никуда не денемся, раз пришли. А ты нам расскажешь, что к чему.

Мать садится на стул осторожно, словно боится рассыпаться. Так всегда делаю я, стараясь не совершать резких движений.

– У меня две дочери, и обеих я потеряла, – правдиво говорит мать. Она наконец-то вытерла ладонями слёзы. – История большой дружбы и ненависти. Так иногда бывает. Два больших и сильных колеса – ваши отцы. И я между ними. Перемололи и пошли дальше.

Мать заправляет волосы за уши, вздыхает.

– Они дружили с юношества – Серёжа и Боря. А потом случилась я. Не знаю уж, чем я Боре приглянулась, но я стала его навязчивой идеей. Он вроде и не приставал, но всё время находился рядом. У них общие дела были. Сергей злился, но оттолкнуть друга не мог. И предупреждал, и беседы задушевные вёл. А Боря лишь улыбался загадочно. В какой-то помоент он подстроил ситуацию, которая выглядела как измена. Сергей вспылил. Выгнал меня. Сказал, что устал от игр в «третий лишний» и интриг.

Никогда не думала, что эту историю будет настолько нелегко слушать. Я верила ей. Верила, что матери просто не повезло оказаться между двумя сильными мужчинами.

– Я ушла в чём была. Почти на улицу. Благо, у меня были друзья. Приютили. Естественно, ни о каком Боре речь и не шла тогда, хоть он и предлагал помощь. Ушла я беременная тобой, Ива. Сергей не знал. Он был такой… Прямолинейный. Вычеркнул и забыл. Шёл вперёд и не оборачивался назад. В то же время закончилась и его дружба с Борисом. Поругались насмерть. Пошли каждый своей дорогой, словно и не было много лет крепкой мужской дружбы.

Я пыталась вернуться к матери, но она меня не приняла. А потом… тяжёлые роды. Работать я не могла. И предложение Бориса. Он готов был взять меня такую, но без ребёнка. Вот так ты, Ива, очутилась у бабушки. А я… стала то ли рабыней, то ли игрушкой для Бори. Не сразу. К его чести, он дал мне вычухаться. Обеспечил лучшим лечением.

– О, да. Папка – он такой, – подаёт голос Рада. И столько горечи, яда в её словах, что я понимаю: она знает, о чём говорит.