Украду тебя у судьбы

Я не хочу ему говорить, что почти нашёл её. Детектив сработал на «отлично». Я уже знаю, где она и с кем. Это и тревожит меня, и рвёт душу на части. Я не хочу думать о плохом. И даже если она выбрала Репина, то помочь ей – моя обязанность, а остальное – потом.

Мне нужно как-то успокоить Женю.

– Всё будет хорошо, – сжимаю его руку. – Ты лучше отдохни, наберись сил. Твоя смелая девушка очень хочет видеть тебя. Но если не будешь слушаться врачей, увидеться вам не разрешат.

Женька фыркает, давая понять, что он об этом думает.

– Телефон верни, изверг.

– Только после процедур и сна. Береги голову. Сотрясение – это не шутки.

– И это говоришь мне ты! – сверкает он возмущённым взором.

Брат прав. Мы сейчас как две подпорки. Два побитых бойцовских пса. Но это не значит, что нас можно согнуть в бараний рог. Не родился ещё тот человек, который сможет нас сломить.

– Мама переживает. Не добивай нашу старушку, – достаю я из загашника последний аргумент. Женя вздыхает и устраивается поудобнее.

– Ладно, я буду вести себя примерно. Не переживай.

Я всё равно волнуюсь. Столько событий, и все они – не из числа приятных. Но главное – все живы.

Мне ещё нужно дожать Лиду. Она покинула клинику, вернулась в свою квартиру, но так ни с кем и не встретилась. Таинственный разоритель никак себя не обозначил. А это могло означать одно: либо её подельник спрятался, либо не так уж и дорожил Лидой, чтобы помогать ей и дальше.

Она сейчас в отчаянии – осталась у разбитого корыта. И, думаю, я смогу её разговорить. Для этого достаточно одного веского аргумента. Ей нужны деньги и свобода. И она их получит, если сдаст того, кто исподволь топит меня.

Самохин

Он вернулся, как всегда, в пустую квартиру. К одиночеству можно привыкнуть. И Самохин как-то притёрся, научился жить сам с собой. Глушил себя работой, старался меньше думать, ложился спать пораньше.

А во снах приходила она – тёплая и родная женщина. Входила в двери, вела за собой этого ужасного пса, что развешивал везде шерсть и слюни. Нормальные люди в здравом уме не держат в квартирах больших собак. А они держали. Он позволял жене всё. Лишь бы видеть каждый день её улыбку. Вдыхать запах кофе, который она любила варить по утрам.

Какой удивительно насыщенной была его жизнь. Полной любви и понимания. Но всем этим он пожертвовал, лишь бы любимая женщина не пострадала, не попала в переплёт.

В доме пахнет свежей уборкой – это приходящая домработница расстаралась. В тишине отмеривают время настенные часы – их покупала Лиза.

И вдруг – рыже-белое тело вдоль стены. Голова набок, язык «на плечо». Самохин вдруг понял, как умирают от разрыва сердца.

– Бим, – прохрипел он, протягивая руку к большой голове. Пёс шевельнул хвостом и боднул его ладонь.

– Привет, Давыдыч, – вышла из-за угла Лиза. – Соскучился? А мы тут сидим в засаде. Ждём, когда ты домой явишься.

– Лиза, Бим… зачем?...

Зачем вы вернулись? Как узнали? И страх, что с ними что-то случится. Слова застревают в горле, эмоции переполняют грудь. Но на глазах выступают слёзы. Боже, как он им рад! Как приятно видеть их здесь, дома, вместе. Лизу и Бима. Бима и Лизу. Снова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты даже не обнимешь меня, Самохин? – Лиза слишком серьёзная. Ему не хватает её улыбки. Зато голос слышать – удовольствие до дрожи, до восторга, до ощущения, что если подпрыгнешь – взлетишь.

У Лизы новая причёска, короче, чем он помнил, но ей идёт. Но, наверное, остригись она налысо, он бы всё равно ею любовался. И подумал бы, что ей хорошо с любой длинной волос.

– Всё с тобой понятно, – вздыхает она. – Онемел от радости.

И тогда он кидается к ней, обнимает так, что Лиза пищит недовольно. Бим пытается его лизнуть, куча мала – как обычно. О, как прекрасны эти полузабытые милые моменты.

– Лиза, – бормочет он, утыкаясь жене в шею.

– Ну, наконец-то, – вздыхает она довольно, – оттаял, мой противный муж. Думал, я не догадаюсь? Не пойму? Зачем ты лгал мне, Дмитрий?

Он молчит, вдыхая её запах. Что сказать ему? Боялся? Да. Хотел, чтобы с ней ничего не случилось? Безусловно. Но сейчас, когда угроза миновала, когда она рядом, не хочется оправдываться и делиться своими страхами.

– Свари-ка лучше кофе, Лиза, – просит он и идёт за ней хвостом, ступает след в след, наслаждаясь каждой секундой, что рвёт его на части невыносимым, острым счастьем, от которого кружится голова и плывёт в глазах.

Нет, Самохин не плачет. Мужчины вообще не знают, что это такое. В глаз что-то попало – соринка. И хорошо, что Лиза не видит, как он украдкой смахивает солёную каплю, как сопит, доставая платок. Ему срочно нужно протереть очки. Иначе он пропустит очень много важных деталей, а Самохин не намерен оставаться без чёткой картинки мира, потому что она ему нравится. Он дышит ею, возвращая смысл своей заброшенной жизни, где не было его жены и собаки.

А позже, когда Лиза пьёт кофе из крохотной чашечки, Дмитрий Давыдович вдруг понимает: он заигрался. Взял на себя не те функции. Поступил неправильно. И тогда он достаёт телефон и делает один очень важный звонок.

Ива