Украду тебя у судьбы

– Это как посмотреть, пап, – Рада наконец ставит бутылку на землю и идёт к мангалу. Переворачивает мясо. Движения у неё уверенные. – Я тут подумала. Это же ты разорил Репина, отца Никиты? Если да, то поздравляю: статус убийцы почти у тебя в кармане. Репин лежит в больнице в предынфарктном состоянии. И если ты считаешь, что никто не виноват, то зря.

– Отдохнули на природе, – бормочет Бодров.

– Ещё не всё потеряно, – делает шаг вперёд Никита. – Кажется, нам нужно просто сесть и обо всём поговорить. Спокойно. Заодно и поедим. И вина выпьем. Мы голодны. У Ивы вообще стресс. Врач нужен бы. Ей какую-то дрянь кололи.

Бодров стоит словно каменный. Смотрит, как Ник уводит в беседку Раду, что-то говорит ей на ходу. Затем подхватывает шашлыки и бутылку. В его движениях нет суетливости. Только грация и неспешная уверенность.

Я ловлю тяжёлый взгляд Бодрова на себе.

– Дочь Кудрявцева, – произносит он. – Удивительно похожа на Раду.

– Мы похожи на маму, – говорю я твёрдо и вижу, как искажается мукой его лицо.

Кто говорил, что Бодров непробиваемый, ошибался. Всё у него на месте. Даже сердце.

И тут раздался звонок.

Андрей

Бодров открыл сам. Тяжело уставился на меня, а затем кивнул без слов, позволяя войти на свою территорию.

– Вы даже не спрашиваете, почему я приехал? – задаю вопрос в большую крепкую спину.

– Полагаю, чистосердечные признания Лидии указали вам верный путь, – кидает он взгляд через плечо. – Всё остальное давайте обсудим не на ходу. У нас тут шашлыки, интересная компания. Думаю, вам тоже понравится, Андрей Ильич.

– Хм, – вставляет своё «мнение» Самохин. – Неожиданно.

Это мягко сказано. Вначале я глазам не поверил. А потом рванулось сердце из груди. Что она здесь делает?

– Ива! – крикнул, не в силах терпеть.

Она обернулась. Ветер трепал белокурые пряди. А затем Ива побежала ко мне.

– Андрей, – прижимала ладони к моим щекам, а я ловил ей пальцы и целовал. Соскучился. Как же я соскучился!

Весь мир куда-то провалился. Мы смотрели друг на друга и не могли надышаться.

– Никуда больше не отпущу, – покрывал горячечными поцелуями дорогое, склонённое ко мне лицо. – Ну, что ты придумала, глупая моя девочка? Мне без тебя нельзя. Видишь – невозможно.

– Я никуда больше не уйду, – гладит она меня по вискам. В глазах – слёзы, губы дрожат. Во взгляде – обожание. Я купаюсь в нём и не могу оторваться.

– Поехали домой, а? – бормочу я, утыкаясь лицом в её раскрытую ладонь.

– Гкхм, – подаёт голос Самохин. – Наверное, нужно закончить то, ради чего вы сюда рвались, Андрей Ильич.

А мне уже всё равно. Я нашёл то, ради чего рвался. Самое главное сокровище – рядом. Но он прав, конечно.

– А ты как сюда попала, Ива? – начинает медленно возвращаться ко мне реальность.

Она вздыхает. Прячет глаза.

– Дмитрий Давыдович прав. Давай вначале разберёмся во всём, что случилось.

– Только никуда не уходи от меня, ладно? – прошу, сжимая её руку в своей.

– Я никуда не уйду, Андрей, – обещает она, и мы направляемся к беседке.

Ива

– Я не буду извиняться перед вами, Любимов, – заявляет Бодров, как только мы появляемся в беседке.

Там уже накрыт стол, Рада хлопочет. Всем по шашлыку вручают. И это смотрится как-то… странно. Будто мы большая семья, собрались на пикник, а заседаем, словно в зале суда. Нам только господ присяжных не хватает.

– Я делал свою работу, к вам – ничего личного. Лида попросила, я не отказал. Но в моих действиях нет ничего противоправного. То, что делала она, меня не касается. Я осудил её действия и сразу же порвал все нити, что нас связывали. Одно дело – рейдерский захват, другое – убийство. Я и её идею с умиранием не поддержал. Денег дал, да. Но я понятия не имел, что она их потратит на подкуп врачей в клинике.

– Как-то непрофессионально рассуждаете, – вклинивается Самохин. – Незнание законов не освобождает от наказания. То, что вы сейчас говорите, – жалкий лепет. О таком стыдно говорить вслух. Вы пошли на поводу у любовницы, исполнили её прихоть, а сейчас, поджав хвост, рассказываете, что я не я и хата не моя.

Бодров прикрывает глаза и выдыхает. Ему неуютно сейчас. Здесь его дочь. И в её глазах ему не хочется выглядеть плохо.

– Отца вы тоже разоряли, потому что это просто бизнес и ничего личного?

Бодров молчит, и его молчание слишком красноречиво.

– Это… слишком личное, – выдавливает он из себя.

– Да ты не стесняйся, пап. Здесь все свои. Семья, можно сказать. Можно обнажаться и каяться. Облегчи душу, – тихо произносит Рада. – Потому что дальше будет только хуже, понимаешь? Ты всегда хотел знать, кто он, этот мудак, сделавший мне ребёнка. Это твои слова. А на самом деле – Никита Репин – мой любимый мужчина, подаривший мне любовь и дочь. Чувствуешь разницу? Я поэтому и сбежала, пап. Чтобы ты никому не сделал больно, но никого особо это не спасло. Разве что меня от разочарований и боли в некотором роде.

Бодров похож на зверя, загнанного в угол. Хочется и зубы показать, и смысла нет.