Украина — не Россия

Я уже не говорю о том, сколько украинцев было и есть среди генеральных и главных конструкторов и директоров заводов, связанных с космосом. Их, в отличие от космонавтов, я помню каждого поименно, и как раз по этой причине воздержусь от перечисления: список получился бы слишком большим. Для меня совершенно ясно, что «украинская доля» в достижениях советской космической эры была гораздо выше тех 18 процентов, которые составляли удельный вес Украины в населении СССР. Но как вычленить эту долю? Путем простой каталогизации имен, и только? Этот вопрос, по сути, продолжает уже обсуждавшийся выше — вопрос о границах нашего культурноисторического наследия.[121]

Глава тринадцатая Прощание с СССР. Является ли Украина «историческим должником»

64 месяца

Всю зиму 1989–1990 шла активная подготовка к выборам в Верховный Совет УССР — к первым почти свободным выборам в законодательный орган государственной власти Украины за 70 с лишним лет. Именно этому Верховному Совету предстояло провозгласить независимость Украины, о чем мы, конечно, тогда не догадывались. Верховный Совет предыдущего, XI созыва большую часть своего срока работал по старым правилам, установившимся еще со сталинских времен — то есть, собираясь на очень коротенькие сессии, изображал из себя парламент, не будучи им. Правда, в ходе своих последних сессий и этот декоративный орган стал меняться. В октябре 1989 он практически единогласно принял Закон Украинской ССР о языке, провозгласивший украинский язык государственным. Ну, а уж от нового Верховного Совета все ждали — кто с надеждой, кто со страхом — больших перемен для Украины. Выборы были назначены на начало марта 1990 года, а в феврале состоялся пленум ЦК КПУ, посвященный предстоящему событию. Выступая на этом пленуме (генеральный директор «Южмаша» не мог не быть членом ЦК КПУ), я высказался за то, чтобы новый Верховный Совет, не откладывая, принял закон о полном экономическом и политическом суверенитете Украины как государства. Подобную точку зрения разделили достаточно многие из выступавших. Для нас тогда же придумали прозвище «суверен-коммунисты».

А еще в том выступлении на пленуме я сравнил КПСС с капитаном корабля, который посадил его на мель и теперь не имеет другого выхода, кроме как обратиться к новым лоцманам. Надо ли говорить, что после этого выступления на меня ушла очередная «телега» в Москву?

Тревожные, насыщенные событиями полтора года между выборами в Верховный Совет УССР и великим днем 24 августа 1991 года кажутся мне теперь, когда я оглядываюсь на них, бесконечно долгими и томительными. В эти месяцы я уже не сомневался, что Украина придет к полной независимости от СССР. Было очевидно, что активная и сознательная часть нашего общества не согласится на меньшее. Она будет неустанно теребить равнодушных и пассивных (а таких в любой стране всегда большинство), стыдить их за отсутствие национального сознания и нерешительность. Она будет неуклонно расширять число своих сторонников, воевать с твердокаменными, и она победит. Победит, потому что права. Невозможно себе представить, чтобы 50-миллионный народ Украины[122] мог не разглядеть свой величайший исторический шанс, а разглядев — не использовать. Но как быстро это могло и должно было произойти?

Признаюсь: я не угадал сроков. Вплоть до августа 1991 года не я один был уверен, что процесс вызревания независимости займет многие годы, и думал об этих предстоящих годах с большой тревогой. Слишком много было в этом уравнении неизвестных, слишком непредсказуемы привходящие факторы, далеко не все зависело от самой Украины.

Выглядело очень вероятным, что будет подписан новый Союзный договор, и он превратит СССР в достаточно свободную (противники говорили: рыхлую) конфедерацию. Но на полный развод — так казалось — республики, в первую очередь дотационные, не решатся. Они пойдут в новый союз в надежде на восстановление тех связей, которые гарантировали саму их жизнедеятельность. Единая энергетическая система была в то время политическим фактором первой величины. Украина, правда, сама была донором (еще один довод за независимость), но экономическая привязанность к СССР у нее была даже больше, чем у остальных. В «обновленном Союзе» нас могла удержать и привычка большинства простых людей к жизни под общей с Россией государственной крышей. Нас связывали миллионы и миллионы человеческих уз, и, ко всему прочему, сохранялось подчинение коммунистического руководства республики Центральному комитету КПСС.