Сегодня, после одиннадцати лет украинской независимости, общее мнение таково, что жизнь стала интереснее. Это чистая правда, но точку на этом не поставишь. Жизнь стала интереснее для бодрых, предприимчивых, бедовых, полных сил, не боящихся жизни и так далее. Но ведь не все такие. Есть работники кризисных предприятий. Есть люди застенчивые, не слишком активные, трудно адаптирующиеся, не очень здоровые, готовые довольствоваться малым и даже совсем малым — лишь бы не делать резких движений, лишь бы не выйти за рамки привычного. И, наконец, есть просто пожилые и старые. Всякие есть люди, и все имеют право на жизнь. Я не приемлю такого социального дарвинизма: пусть выживают сильнейшие.
Мне пишут люди из разных концов Украины. Я вижу, что самые острые проблемы — не в больших городах. В маленьком городке или поселке человек может быть и одарен от природы, и боек, и даже легок на подъем, но все это может оказаться без пользы. Работал он, к примеру, на местном градообразующем предприятии, и жена где-то работала, и им хватало. Но вот предприятие рухнуло, жена получает гроши. Рискнуть сорваться с места он не может, потому что повязан — дети-школьники, старики, дом. Никакая новая работа не светит, к предпринимательству надо иметь талант, а он имеется, говорят, у 4–5 % населения. В крупных городах есть выбор, есть масса возможностей, в селах же и поселках выбора почти нет. Целый ряд наших новых законов — об инвестиционном режиме, о технопарках, так или иначе, прямо или косвенно, но должны помочь этим людям.
Не подлежит сомнению, что жизнь стала сложнее. А это одновременно хорошо и плохо. С одной стороны, теперь она разнообразнее. Исчезли многие нелепые запреты, сковывавшие людей раньше. Появились неведомые раньше возможности — например, увидеть зарубежные страны, появились новые соблазны в виде разных благ цивилизации, открылся целый мир новых вещей и услуг. А соблазны — это одновременно стимулы. Стимулы стараться, соображать, действовать, не лежать на диване. С другой стороны, более сложная жизнь — всегда более жесткая. Это непривычная для многих необходимость делать самостоятельный выбор, усложнившиеся «правила игры», это более настырные требования, которые предъявляет жизнь (одни налоговые декларации чего стоят). Многие воспринимают все это как отчетливый дискомфорт и ухудшение жизни.
В связи с этим я, в отличие от многих, не так уж сильно горюю, что реформы у нас несколько растянуты. Многим это досадно, говорят, мол, топчемся на месте. Да не топчемся, капитальный ремонт страны идет, на четверку с двумя минусами (эту отметку мы можем общими усилиями повысить), но идет. Однако очень важно, чтобы у людей было время на привыкание к очередному этапу перемен, на адаптацию. Правильнее говорить не о замедлении реформ, а об амортизации резких толчков. К тому же, я не представляю, чтобы у нас, как в Прибалтике, могли выселить семью из квартиры, если она не уплатила за три месяца. Уж не говоря о том, что сама квартплата там многократно выше — когда мы у себя ее на несколько процентов с трудом решаемся поднять! Короче говоря, я не сомневаюсь, что мы в Украине решим все наши проблемы. Решим пусть медленнее, зато человечнее.
Некоторые обличители «новых времен», сами того не замечая, противоречат себе. Те же люди, которые говорят о всеобщем обнищании, через запятую жалуются, что развелось невыносимо много машин. Конечно, в потоке машин на наших дорогах немало «хорошо поживших» иномарок. Теперь приобретать их по плечу многим. При некоторых минусах подобной ситуации, в целом она — благо. В советские времена считалось само собой разумеющимся, что человек должен горбатиться на машину треть (а то и половину) жизни, за новыми были многолетние очереди, причем в очередь на машину не записывали, пока не принесешь справку, что ты не очередник жилищной очереди. Смысл был такой: если у тебя завелись лишние деньги, ты не вправе рассчитывать на бесплатное жилье, вступай в ЖСК, вместо того чтобы нагло мечтать еще и о машине. Поневоле вспомнишь Гоголя: «Иван Яковлевич хотел бы и того и другого, но знал, что было совершенно невозможно потребовать двух вещей разом, ибо Прасковья Осиповна очень не любила таких прихотей». Всего за какие-то десять последних лет автомобиль стал у нас массовым транспортом, и это важнейший прорыв. И психологический, и социальный. Автомобиль добавляет свободы. Даже старый, лишь бы ездил.