Украина — не Россия

КПРФ товарища Зюганова уже давно решила наживать свой политический капитал на патриотизме — российском и русском — раз не получается ни на чем другом. Более того, пока остальные крупные политические силы России были поглощены другими делами, КПРФ попыталась приватизировать российский патриотизм, но не вполне удачно — это знамя немедленно стали вырывать ЛДПР Жириновского и «Союз русских общин». Понемногу спохватились и другие силы. Сегодня все сколько-нибудь заметные партии в России если не «патриотические», то «государственнические», что, по-моему, одно и то же, и я не вижу в этом ничего плохого. По крайней мере, в России теперь меньше изумляются нашему украинскому патриотизму.

Нельзя сказать, что, объявив своим курсом патриотизм, российские коммунисты совершили такое уж большое насилие над собой. Сталинская идеологическая схема, которую унаследовали Зюгановым, представляет собой достаточно странную смесь. Бесспорно, в ней всегда сохранялся, и даже на словах выпячивался так называемый пролетарский интернационализм. Отсюда — политика разорительной «помощи братским странам и партиям», благодаря которой СССР — а значит, и Россия, и Украина — были всемирными донорами. Вплоть до своего развала и гибели КПСС продолжала финансировать какие-то темные зарубежные делишки, а советские войска в Афганистане у нас именовались воинами-интернационалистами. Но еще в предвоенное время произошел плавный разворот к патриотизму (который противопоставлялся «национализму») и к отечественным ценностям, которые на поверку оказывались прежде всего русскими ценностями. Ценности других народов служили этнографической приправой. Выражение «великорусский (он же великодержавный) шовинизм», бывшее в большом ходу в 20-е и даже 30-е годы, было быстро выведено из употребления.

Подразумевалось, что у патриотов может быть только одно отечество, социалистическое отечество СССР, а национальные оттенки — дело десятое. В том слегка отредактированном виде, в каком ее унаследовала КПРФ, эта схема, по крайней мере, не является антигосударственной. К тому же она, как мне кажется, отвечает современным настроениям большинства российского общества (или, может быть, из Киева плохо видно?). Все это делает оппозицию Зюганова, при всех возможных оговорках, системной.

Попутчиками КПРФ легко и естественно становятся русские националисты. Для них память о коммунистическом прошлом — это память о величии (в их понимании, конечно) России в образе СССР, поэтому коммунисты им идейно близки. Вполне непринужденно возникают национал-коммунистические союзы, причем не тактические и временные, а такие, когда непонятно, где кончаются одни и начинаются другие. Не зря политические противники, не желая разбираться в тонкостях, зовут российских коммунистов и российских националистов общим именем: «красно-коричневые». В Украине все иначе. Хотя украинские национальные партии способны на эфемерные объединения с украинскими коммунистами и даже на тактические коалиции ради достижения какой-то конкретной цели, у нас невозможен истинный союз между ними. Для правых украинских политиков память о коммунистическом прошлом — самое страшное из воспоминаний.

Украинские коммунисты, не уставая призывать к восстановлению СССР, демонстрируют, что они ничем не отличаются от своих российских собратьев, иначе говоря, ставят себя в положение украинского филиала КПРФ, и одно это делает их оппозицией внесистемной. В свободное от тактических коалиций с «националистами» время они борются с ними, сплошь и рядом переходя границы разумного, они ничего не имеют против возвращения к языковой ситуации советских времен, когда украинская культура жила как в осажденной крепости. В письме, обращенном к президенту Украины, они способны написать: «за десять лет так называемой независимости»… Короче говоря, большими украинскими патриотами их не назовешь — да их таковыми никто и не называет.

Если сравнивать с КПРФ, в платформе украинских коммунистов даже больше внутренней логики и последовательности — просто в силу того, что в ней больше преемственности от КПСС, но гордиться тут нет никаких причин. Это та последовательность, которая ведет в тупик. В платформе КПУ не видно реализма. Верность — вещь вообще-то похвальная и даже трогательная, но верность давно обанкротившимся мифам лишает КПУ исторической перспективы.

В этой партии много достойных людей — но не хотят же они уподобиться тому другу человека, который пятнадцать лет провел на могиле своего хозяина, надеясь, что он воскреснет? Коммунизм не воскреснет.

Оставаясь на сегодняшних позициях, КПУ может рассчитывать почти исключительно на протестный электорат, да еще, быть может, на тех, кто выступает за государственное двуязычие. Это преимущественно пенсионерский электорат, и он будет сокращаться по, увы, естественным причинам.