Не все из нынешних коммунистических лидеров принадлежат к той когорте аппаратчиков, которых я так хорошо знал — не связанных с производством и вообще ни с каким реальным делом, умевших только «руководить» (руками водить) и уверенных, что именно в этом состоит их призвание. Но в их партии немало подобного балласта. Не сумев ни в чем реализовать себя за годы независимости, эти люди видят в КПУ свою последнюю надежду. Какие карьеры были оборваны на взлете! Человека уже почти перевели из райкома в обком, а тут вдруг независимость, будь она неладна, и запрет компартии — хорошо еще только на полтора года. В советское время я сталкивался с людьми этого типа и не раз пытался понять, в чем состоит то неуловимо общее, что отличает их всех, или почти всех. Тогда у меня не было сегодняшнего видения вещей, но сегодня мне все до боли ясно. Три поколения отрицательного социального отбора почти завершили создание особой породы людей, чьи главные черты — склонность к захребетничеству, выраженная неспособность к созиданию, борьбе и конкуренции. Проще говоря — породу слабаков, а не победителей. Это подсознательно прочитывается избирательской аудиторией. Бывает, конечно, что люди, не видя выбора, голосуют и за таких — но всегда преодолевая себя. Надеюсь, не подобных соратников имеет в виду П. Н. Симоненко, называя КПУ «партией настоящих пролетарских революционеров», способной возглавить «движение освобождения от олигархии, империалистов и мафии»?
Мне иногда хочется спросить Петра Николаевича, не боялся ли он сам своей победы на президентских выборах? Как бы он стал осуществлять на практике то возвращение в прошлое, которое коммунисты выдают за единственный путь в будущее? Петр Николаевич уверял, что первые же его шаги на президентском посту вернут Украину в 1991 год и что у страны появится (наконец-то!) независимая внешняя политика. Одновременно с этим он настаивал на политизации отношений внутри СНГ. Как это можно совместить в одной программе?! Возвращение Украины в союзное прошлое, хотя бы в форме придания СНГ политических функций, означало бы для нас как раз конец всякой независимой внешней политики. Для реставрации же колбасы по два двадцать (главный символ 1991 года) нужно, чтобы вернулись копеечные цены на газ, бензин и электричество, а это не по силам ни КПУ, даже оказавшейся у власти, ни Международному валютному фонду, ни кому бы то ни было еще.
То, что коммунисты дают заведомо нереализуемые обещания, вполне в духе этой партии. Их духовные отцы действовали точно так же. Они всегда говорили массам то, что те хотели услышать, обещали именно то, чего те особенно сильно желали, ни на миг не задумываясь о выполнимости своих обещаний. А завоевав таким образом доверие слушателей, большевики переходили к главному. В период революции они говорили, что в считанные месяцы устроят рай, надо только уничтожить белых (или, например, украинскую Директорию), потому что те против рая. И люди записывались в Красную Армию!
Я уже вспоминал про свое студенческое знакомство с историей КПСС — так вот, скоро уж полвека, а все не идет из памяти, как в своих «Апрельских тезисах» Ленин обещает, во-первых, устранить полицию, армию и чиновничество, а во-вторых, платить чиновникам (подлежащим устранению!) не больше, чем рабочим. К тому же чиновники будут выборными. Тогда я решил, что, наверное, еще недостаточно подкован — раз не понимаю такую великую мысль. Теперь мне ясно, что это не великая мысль, а великая ахинея. Плеханов неспроста сравнил «Апрельские тезисы» с бредом безумного чиновника Поприщина (из гоголевских «Записок сумасшедшего»). И подумать только, до сих пор не перевелись люди, уверяющие, что чистоту ленинского учения нарушили перерожденцы. Перерожденцы не построили вечный двигатель, как вождь завещал, ах негодяи! Из-за них социализм получился неправильный, надо сделать еще одну попытку, начать все заново.
Несмотря на упомянутые выше различия, их — КПУ и КПРФ — роднит редкостное стилевое единство. Я уже говорил о легкости в раздаче нереализуемых обещаний — это общая черта двух братских партий. И украинские и российские коммунисты обожают демагогические лозунги, рассчитанные исключительно на протестный электорат. И те, и другие боятся обсуждать реальные проблемы по-настоящему, а не «на публику». И те, и другие страдают нечеткостью и противоречивостью мысли. И те, и другие пользуются фразеологией, механически заимствованной из прошлого, размахивают давно потерявшими реальный смысл призывами, которые, может быть, и годны для пробуждения ностальгических чувств, но не имеют отношения к живой современной жизни. Скажем, словосочетание «славянское братство» для наших коммунистов — просто заменитель формулы «пролетарский интернационализм», о которой они не могут вспомнить без нежного вздоха.