Не пожалев полутора часов, я внимательно проштудировал «первоисточник», всеми полностью забытый «Коммунистический манифест». Конечно, страна жила не по этому манифесту, но ведь какой-то толчок дал и он, не зря же его изучали в вузах, держали на партийной божнице. Впечатление было сильное, без дураков. Во-первых, оказалось, что Маркс и Энгельс выступали за общность жен, хоть изложено это и уклончиво. «Вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, — кричит нам хором вся буржуазия… Коммунистам нет надобности вводить общность жен, она существовала почти всегда. Буржуазный брак является в действительности общностью жен, [потому что] буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга. Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, что они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую…» Дальше говорилось, что с концом буржуазного строя и исчезновением капитала должна будет исчезнуть и буржуазная — понимай: моногамная — семья. Что же остается? Только общность. Трудно было избавиться от впечатления, что все эти фразы, особенно про жен и дочерей рабочих, сочинял тайный эротоман.
(Наверное, надо быть менее придирчивым, а приведенные цитаты надо понимать как протест — в самой широкой форме — против неравенства полов и как призыв к достижению их равенства через революционный слом буржуазного лицемерия. Если так, пусть эти неудачные высказывания послужат напоминанием политикам-публицистам о том, сколь важно выражать свои идеи четко и недвусмысленно. Что же до равенства полов, оно достигнуто в XX веке эволюционным путем, и «буржуазное лицемерие» не стало этому помехой.)
Большая «прозорливость» была проявлена и в национальном вопросе: «Рабочие не имеют отечества… Национальная обособленность и противоположности народов все более и более исчезают… Господство пролетариата еще более ускорит их исчезновение. Вместе с антагонизмом классов внутри наций падут и враждебные отношения наций между собой». А ведь миллионы людей поверили, что так и будет, потому что так должно быть.
Один пункт «Коммунистического манифеста» предусматривал освоение целины и мелиорацию («расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану»), затем шло «учреждение промышленных армий [видимо, подразумевались трудовые армии, эту идею потом воплощал в жизнь Троцкий], в особенности для земледелия», «соединение земледелия с промышленностью», общественное воспитание всех(!) детей.
Впрочем, одна мысль показалась мне очень даже здравой. «Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений». Кажется (сегодня кажется!..), так легко отсюда вывести причину причин неудачи коммунистического эксперимента. Один сельский мыслитель из-под Днепропетровска объяснял мне это следующим образом: человека не переделаешь, у него руки так устроены — к себе загребать удобно, а от себя нет. Можно лить слезы по поводу такого несовершенства нашей природы, а можно обратить это несовершенство на пользу обществу Как подметил Адам Смит, всеобщая корысть надежнее всего порождает всеобщее благо. Никто не ждет от предпринимателя, что он будет заниматься производством благ из любви к человечеству. Пусть у него будет абсолютно эгоистический стимул увеличивать предложение и ассортимент этих благ. Занимайтесь любым предпринимательством, дорогие товарищи, и конкурируйте в этом между собой. Предлагайте людям нужные им товары и услуги, извлекайте из этого личную выгоду, опровергая Маркса каждый по отдельности и все вместе.
Я снова задавался вопросом своих молодых лет: «Но ведь идея была прекрасная, разве можно это отрицать?» И снова отвечал: конечно, прекрасная — только правильнее, наверное, говорить не об идее, а о мечте. Намечтать можно много. Как конструктор, я порой мечтал: как бы было хорошо, если бы вот в этом конкретном узле не действовала сила трения. Но такая мечта длится один миг, потому что трение неустранимо. Русский философ Николай Федоров утверждал, что главная задача будущего человечества — воскрешение всех когда-либо умерших, а его ученик Циолковский потому и занялся расчетами космических полетов, что воскрешенных, как он вычислил, придется расселять по другим планетам — на Земле всех не уместить. К сожалению, ни тот, ни другой не описали способ воскрешения умерших. Маркс с Энгельсом и их ученик Ленин не описали, как именно будет устроено социалистическое государство («где свободно и весело»). По мысли Ленина, каждый крестьянин и рабочий, каждая кухарка, отработав свой «восьмичасовой урок», должны были немножко поруководить государством. Но он не оставил описания, как конкретно это будет происходить. Боюсь, на практике это оказалось бы не проще воскрешения мертвых.