Украина — не Россия

Недостатком принятой на старте реформ модели рыночной трансформации было то, что мы как бы согласились с общепринятой оценкой Украины как страны, не очень развитой в экономическом, научно-техническом и технологическом отношениях. Года три мы следовали модели, которая внедрялась или действовала — не знаю, как точнее сказать — на протяжении многих десятилетий (в большинстве случаев без заметного успеха) в Латинской Америке, Азии и Африке. Мы едва не смирились с сугубо сырьевой ориентацией развития экономики Украины. Выправлять создавшееся положение очень трудно. Произошло «съеживание» машиностроения. Его доля в структуре промышленности сократилась с 30,7 процента в 1990 году до 13,8 процента в 1999 году. Неоправданно сузился внутренний рынок. С 1993 по 1999 год доля нашего экспорта в структуре ВВП возросла с 26 процентов до 53. Это значит, что соответственно (с 74 процентов до 47) уменьшилась доля внутреннего потребления. Сократилось финансирование научных исследований и разработок, а также образования (в то время как в Польше, Чехии и Венгрии в течение 1990-х годов удалось сохранить соотношение этих расходов к ВВП без изменений). Инвестиции в промышленность, в том числе иностранные, не выходят за рамки непосредственно производства и почти не направляются, как я уже сказал, на развитие высоких технологий. Это главная черта той преобразовательной модели, к утверждению которой нас все время подталкивают пессимисты, если говорить о западных экспертах, и пораженцы, если об украинских единомышленниках. Украину завтрашнего дня видят средоточием сырьевых отраслей, вредных и тяжелых производств.

Никто не против того, чтобы экономика государств второго уровня интегрировалась в структуры международного разделения труда и внешних рынков, как того хочет Международный валютный фонд (МВФ). Того же хотят сами страны, прибегающие к займам Фонда. Но встает вопрос: кем их в этой интеграции хотят видеть? Что конкретно может принести такая интеграция Украине? Мы пытались убедить себя, что речь идет о нашей интеграции в качестве равноправного партнера. Однако из-за малой конкурентоспособности национальной экономики такое равенство фактически исключено. Гипотетично оно и в обозримом будущем. Пространство возможностей высокотехнологического развития, которыми располагает Украина, сужается, время работает против нас. Сужается и сфера применения наших высококвалифицированных кадров.

Украина ищет наиболее приемлемые для себя алгоритмы продолжения сотрудничества с МВФ. Система международных финансовых отношений построена таким образом, что без санкции МВФ у нас не будет доступа на рынки заемного капитала. В таком положении и другие государства — например, Россия. Нас не устраивает открытость экономики только в одну сторону. Сильные требуют от слабых все большей открытости, а сами отгораживаются от них всевозможными барьерами. Снижение торгово-таможенных барьеров на рынках высокоразвитых государств хотя бы наполовину принесло бы странам второго уровня от 110 до 140 млрд долларов в год, что значительно превышает размер кредитов МВФ этим странам.

С первых шагов в направлении рынка у нас исходили из формулы: сначала реформы, потом решение социальных задач. Это надо было понимать так: реформы за счет социальных задач. В ряде случаев были забыты даже те социальные достижения, которые в свое время были позаимствованы у СССР западными странами. Наша практика первой половины 90-х оказалась полной противоположностью тем реформам, которые осуществлялись, например, канцлером Эрхардом в Германии 60-х годов, а также в других странах послевоенной Европы. Разрыв доходов в Украине приблизился к тому, какой наблюдался в странах Западной Европы в последнюю треть XIX столетия, то есть в период формирования предпосылок социалистической революции. Другими словами, в Украине воспроизводилось преддверие большевизма. Сегодня мы на несколько шагов отошли от края, но контрасты в материальном положении различных слоев населения продолжают превышать порог социальной стабильности.

Если в Чехии, Венгрии и Польше доходы десяти процентов наиболее богатых семей превышают доходы десяти процентов наиболее бедных в 4,5–5,5 раз, то у нас между соответствующими группами наблюдается десятикратный разрыв. На самом деле он еще больше, ибо значительная часть доходов богатых скрывается в тени. Бедных, увы, тоже!..

Уравниловка — это паралич общества. Как известно из школьного курса физики, ток возникает лишь при наличии разницы потенциалов. Разрыв благосостояния в разумных пределах стимулирует трудовые и предпринимательские усилия. Но разрыв в доходах, в уровне жизни не должен быть безнадежным. Поляризация, к которой мы пришли, не только плохо стимулирует развитие, но и противоречит демократическим принципам. В таких условиях трудно рассчитывать на опережающий рост платежеспособного спроса и стоимости рабочей силы, на поддержание мотиваций к честному и производительному труду.