Украина скаче. Том II

Для этого нужна была большая подготовительная работа. Скажем на село была спущена цифра 1500 двуногих яйценюхов, которых предстояло отловить, посадить в микроавтобусы, запереть и доставить в военкомат. В военкомате уже заседала врачебная комиссия, которая тут же давала заключение: годен! без всякого предварительного медицинского осмотра. Далее формировался списочный состав, распределение по взводам. Каждый взвод получал своего командира. Каждый командир говорил своим солдатам: вам повезло, ребята. Все вы отправляетесь на море охранять дачные участки Коломойши, Ахметова и Вальцманенко, нашего президента. Там обалденная кормежка, молоденькие девочки, клубничка, кафе и всякие блага. На хронт? Да что вы? Кто вам такое мог сказать? Это провокация москалей. Не верьте!

Но, так как никто не верил в эту аферу, и взводы, батареи, воинские части не наполнялись в количественном исчислении, то военкомы решили запустить операцию под кодовым названием «отлов».

В каждом селе отловом занимались ответственный работник по призыву, уполномоченный участковый, депутат сельского совета, иногда и председатель и один представитель военкомата.

Пустые микроавтобусы стояли возле сельского совета в ожидании наполнения, а непрошеные гости, пытались войти в дома испуганных до смерти граждан.

– Прячься, – сказала Марина мужу, который сидел за завтраком. – Идут. Заберут тебя насильно, отправят на фронт, и я тебя больше никогда не увижу.

– Куда прятаться, поздно уже.

– Под кровать, живо.

Миша полез под кровать, очутился в паутине, пыли в палец толщиной и притих, как испуганная мышка. Марина стянула покрывало до самого пола и выбежала на улицу. Гости стояли у порога.

– Ваш муж подлежит призыву в армию. Вызовите его, пожалуйста. Пущай подпишет эту бунажку.

– Его нет дома, – сказала супруга. – Какую еще бунажку?

– Повестку. А ежели его нету дома, то распишитесь вы.

– Я? Ни за что в жизни. Я никада никаких бунажек не подписывала. Даже в загсе не подписала. Кума за меня поставила подпись. Шо вы, шоб я? Ну-ка брысь отселева, оглоеды проклятые.

– А где сын Тарас?

– Уехал в Чехию на заработки.

– Как же так? Мы перекрыли границу с Чехией до окончания анти…анти…манти операции, – сказал участковый. Он у вас лежит под кроватью.

– Заходите, пожалуйста, – сказала Марина, моргая участковому.

Участковый зашел в коридор и остановился.

– Бутылку срочно.

– Вот она!

– Гляди, шоб завтра вас дома не было. Никого. Пойняла? Мы завтра снова придем.

– Ой, спасибочко. Вы знаете, что у меня трое детишек мал мала меньше. Как их оставить?

– Да цыц ты, знаю я все.

Великие люди села ушли, за домом разделили на троих и пошли к следующему дому.

Простым людям пришлось прятаться, а вот сыновья богатых и членов хунты разъезжали по Киеву на Мерседесах, чаще на красный свет и их никто не брал в армию защищать родину. В народе пустили слушок, что сын Трупчинова получил повестку, но уже на следующий день военком был освобожден от должности. В назидание другим.

48

Простому человеку война не приносит радости. Отцы и особенно матери, что остались в Галичине, каждый день ждали весточки от своих сыновей, отправленных на Донбасс воевать, Бог знает за чьи интересы. При помощи мобильной связи, этого чуда современной техники, теоретически можно было созвониться в любое время. Расстояние не играло роли.

Аня Микуляк из Ивано-Франковщины названивала сыну ежедневно, а иногда и ночью. Но никто не отзывался. Однажды в три ночи Дмитро отозвался. Все кимарили в землянке, а он не спал. По многим причинам. Уже третий день ни каши, ни колбасы, даже ливерной не подвозили, чай кончился, а буханку хлеба привозили раз в три дня, и то ей можно было разбить голову. К тому же Дмитро был ранен осколком в ногу. Осколок никто не вытащил, рана ныла, беспокоила.

– Мама! Мама! Это я, Дмитрий. Ты меня слышишь? – шептал он в трубку, но этого было недостаточно: голос сына едва различала мать на том конце.

Он вышел из землянки и под яркими звездами, примостился к стенке и говорил громче.

– Мне плохо. Третий день не кушал, да еще ранило в ногу, осколок остался, но воевать заставляют. Я не хочу жить, приезжай, забери меня из этого пекла. Мы не с москалями воюем, а своих убиваем, граждан Украины. Они на нас злятся, говорят, мы эту войну затеяли…

Тут раздался грохот, голос сына пропал, а мать Аня Микиляк уронила трубку, поливая ее слезами. Все ждала повторного звонка, но этого звонка не было, ни в течение этого дня, ни в последующие, а к концу недели ей прислали гроб с телом Димы.

Весь квартал города Ивано-Франковска провожал парня на кладбище замороженного, упакованного в мешок черного цвета. Дима был известный парень в округе, пользовался популярностью среди девушек, рвался на фронт, как только на Юго-востоке начались военные действия, и мать провожала его, напутствуя: ты там не жалей москалей, это они войну затеяли и заслуживают отмщения. Я за тебя буду Богу молиться, шоб он тебя берег, а ты сносил головы нашим врагам.