Читаем Украинская каб(б)ала полностью

Украинская каб(б)ала

От старушечьего галдежа разболелась голова, и я поднялся, намереваясь прогуляться вокруг дома, но Макаровна, схватив меня за рукав, сердито спросила:

– Ты по телевизору когда думаешь выступать?

– Зачем по телевизору? – удивился я.

– Как зачем?! А кто ж народу посоветует, что делать? Квартплату повысили, сахар дорожает, молоко. Надо выступить и это… осудить!

Голова раскалывалась, и я, скорчив жалостливую гримасу, тихо прошептал:

– Скажите, милые, а как вам на воле живется?

Старушки переглянулись, а золотозубая, пожав плечами, осторожно переспросила:

– Ты про что?

– Он про эту… экологию, так? – неуверенно обронила Маруська и закивала головой. – Портят ее зазря! Одно удовольствие было на воле посидеть в тенечке, потолковать, так ведь зараза с неба падает! Последнее у пенсионеров отбирают! Воздух!

Почувствовав дурноту, я встал и побежал вдоль дома, не заметив, как шпики выскочили из ямы с песком и, опрокидывая детей, ринулись вслед за мной.

Обогнув дом, я оказался на улице, по которой катил поток машин. Редкие прохожие перескакивали лужи на дырявом тротуаре, никто не обращал на меня внимания, а я не решался остановить первого встречного, чтобы погутарить о жизни. Неловко отвлекать человека, озабоченного думами, тисненными на его челе, да и шпики, следившие за мной из-за угла, отбили охоту к познанию киевской жизни. Пришлось неспешно обойти квартал и с праздным видом вернуться к подьезду, который небрежно обметал заросший недельной щетиной мужчина в странном вязаном чепце.

– Ты из шестой? – внезапно спросил он испитым голосом, заставив меня вздрогнуть.

– Из шестой, – вежливо ответил я.

– У жида живешь? – уточнил он и, не дожидаясь ответа, сказал решительно и строго: – Ты своему Иуде скажи, что он задолжал за уборку лестничной клетки! Три месяца не платит, жидовская морда! Скажи, что Митька-дворник в последний раз предупредил: не заплатит до вечера, я вам двери говном вымажу и насру перед порогом!

Я брезгливо отшатнулся, пытаясь его обойти.

– Стой! – крикнул он и, приблизив ко мне свое зловонное дыхание, ехидно спросил: – А ты прописан здесь, а?! – И, увидев мою растерянность, оскалился, обнажив гнилые зубы. – Не прописан! По харе вижу, что нелегальная морда кавказской национальности. Ну, ничего, я участковому стукну, он порядок наведет!.. Гривня есть, нет?

Рассердившись, я решительно оттолкнул его и поднялся в квартиру. Странно, но Семки дома не было. Раздевшись, я подошел к окну и стал разглядывать унылый пейзаж и живописного хама с метлой в руках. Что я узнал о моем народе? Ровным счетом ничего. Да и как можно назвать народом женщин, ненавидящих свою старость, или ядовитого дворника, не говоря уже о шпиках, жандармах, лаврских кликушах, литераторах и иже с ними! Может, не та публика пересекает мои пути? Может, попрятались от меня честные, думающие? Самое время ехать в село, к земле. Жизнь прорастает из почвы. Город – врата ада, и это есть истина.

Через час пришел Семка, а я, злой от его непредупрежденного отсутствия, не без злорадства изложил угрозу дворника вымазать дерьмом дверь и наложить на пороге пламенный привет. Семка не удивился, почесал макушку и выскочил за дверь. Через несколько минут вернулся довольный, очевидно, усмирив бунтаря.

– Ты куда ходил? – поинтересовался я, надеясь услышать хоть одну приятную новость.

Но мой друг вместо ответа пропел детскую прибаутку:

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! Садись, будем обедать!