Украинская революция. 1917-1918

23 января состоялась новая встреча маршала Гинденбурга и генерала Людендорфа с канцлером Хертлингом в целях оценки «остполитик» рейха. На встрече договорились об аннексии части польской территории Пруссией. Договоренность представляла собой компромисс между программой-минимум Гофмана и программой-максимум Людендорфа. Уместно отметить, что перспектива заключения сепаратного договора с Украиной давала возможность генералам занять «менее радикальную» позицию в отношении Польши. Уже 7 января фельдмаршал Гинденбург в письме к кайзеру выразил надежду, что новый украинский фактор сможет минимизировать «польскую угрозу». Что касается общей проблемы восточных территорий, то канцлер и генералы сошлись на следующей формуле: «Добиться ясности в отношении восточных территорий как можно скорее. С военной точки зрения желательно скорое заключение мира с Россией, так чтобы иметь в своем распоряжении все находящиеся там войска. В случае срыва переговоров с Россией следует искать скорейшего урегулирования отношений с Украиной».

Вслед за встречей 23 января имперский канцлер смог заявить в рейхстаге, что переговоры с украинской стороной дают хорошие результаты и что с ними будет заключен взаимовыгодный договор, как только остающиеся разногласия будут устранены. Но договор с Украиной все еще нельзя было считать гарантированным, и немцы действовали с величайшей осторожностью, чтобы не повредить шансам на скорое его заключение. Так, когда Людендорф предложил направить Бухаресту ультиматум, то пожелал узнать, какие последствия могло бы иметь возможное возобновление войны с Румынией для Украины и России. Гофман ответил, что не сомневается в наличии определенного взаимопонимания между румынами и украинцами, он предупредил, что возобновление войны с Румынией могло бы серьезно затруднить мирные переговоры с Радой. Генерал Гофман считал, что к началу февраля можно будет определить, обладает ли Рада достаточной властью, чтобы заключить сепаратный мир, или нет. Выдвигать ультиматум Румынии или России можно было только после заключения такого договора. Заместитель госсекретаря Буше тоже отстаивал твердую позицию в отношении России, но полагал, что с украинцами «была бы более перспективной уступчивая позиция».

В это время немцы решили послать в Киев особую комиссию, аналогичную той, что уже была направлена в Петроград. Узнав об этом от Гофмана, Людендорф предложил назначить главой комиссии, едущей в Киев, контр-адмирала Альберта Хопмана. Но каким-то образом вместо него назначили на этот пост барона Филиппа Альфонса Мумма фон Шварценштайна, который позднее выполнял функции посла рейха в Украине. Немцы советовались на этот счет с украинцами, но им рекомендовали начать работу комиссии в Брест-Литовске, поскольку из-за наступления большевиков комиссия могла бы вообще не добраться до Киева. Тогда статс-секретарь по иностранным делам Кюльман предложил использовать после возобновления переговоров следующую тактику: «Продолжать вести дела с большевиками и держать их в подвешенном состоянии до тех пор, пока мы не будем уверены в заключении соглашения с Киевом, а затем прибегнуть к использованию более жесткого языка». К этому времени во власти большевиков находились значительные территории Северной и Восточной Украины, а сам Киев оказался под угрозой захвата. Тем не менее Кюльман рассматривал эти обстоятельства не как повод для смягчения требований к Раде, но как сложности, способные принудить украинцев к заключению сепаратного соглашения без промедления и поставить, таким образом, Троцкого перед совершившимся фактом. Многочисленные сообщения относительно намерения большевиков прекратить войну без заключения договора, несомненно, убеждали МИД в правильности плана действий, направленного на возобновление мирных переговоров в Бресте 1 февраля. Первое такое сообщение относительно знаменитой формулы Троцкого «ни войны ни мира» поступило в ставку Верховного командования где-то в середине января и было без задержки переправлено в МИД. Через две недели, 31 января, заместитель госсекретаря Буше направил в Брест-Литовск другое такое сообщение. Поэтому трудно понять, почему заявление Троцкого от 10 февраля 1918 года так шокировало немцев. Из ознакомления с германскими архивами этого периода возникает впечатление, что немцы в Брест-Литовске (включая госсекретаря Кюльмана) не воспринимали план Троцкого всерьез, главным образом из-за убеждения, что подписание договора с Украиной автоматически принудит большевиков к немедленной капитуляции.