Украинские мотивы

…Однажды жарким июльским днем 1891 года Горький проходил по дороге мимо этого села. Спустившись в ложбину, чтобы напиться из родника, он услышал шум и увидел на дороге большое облако пыли. Молодой Горький поспешил на крики. Навстречу ему по деревенской улице катилась буйная толпа. В середине ее ехала запряженная лошадью телега. На ней стоял высокий широкоплечий мужик Гайченко, в руках у него был кнут. Когда толпа приблизилась, Горький увидел привязанную к телеге молодую женщину. Это была жена Гайченко-Горпына. Ее тело было покрыто кровоподтеками. Когда несчастная падала, мужчина поднимал свою жертву за волосы, и кнут вновь со свистом опускался на ее израненное тело.

Пока я вспоминал горьковский рассказ, мы миновали дорожный указатель с надписью «Новая Одесса» и въехали в небольшой город, центр района, на территории которого находится Кандыбино. Встретили нас представители местной власти и молодая женщина-брюнетка с большими внимательными глазами.

— Это Раиса Тихонова, — представили мне ее в машине, когда мы снова тронулись в путь. — Она учительница, родом из Кандыбино и обязана своей жизнью Горькому.

Недоверчиво и вместе с тем с любопытством рассматриваю приятно улыбающуюся женщину. Горький умер в 1936 году, а этой украинке едва ли 30 лет от роду. Может, здесь, как и в Одессе, любят разыгрывать приезжих?

Мы с Раисой разговорились. Вскоре я уже знал, что она была пионервожатой, а теперь работает учительницей русского языка и литературы, у нее есть дочь-школьница.

А вот и ложбина. Мы проезжаем мимо родника, из которого пил Горький. В кристально чистой воде отражается небо. Промелькнули первые дома Кандыбино, и вскоре мы останавливаемся у здания правления колхоза.

Улица забита людьми. Женщины и мужчины, молодежь и старики собрались здесь, они ждут меня, немца, ждут в селе, сожженном дотла в годы войны. Школьники исполняют немецкую песню на моем родном языке и вручают мне два огромных букета цветов. Маленькая девочка приветствует меня тоже на немецком языке. Затем она спрашивает, не хочу ли я стать почетным членом их пионерской организации. Приходится наклониться и даже слегка согнуть колени, пока мне повязывают шелковый красный галстук.

Неожиданно становится тихо, слышится шорох листвы на деревьях. Я стою посреди деревенской улицы, словно опьяненный запахом преподнесенных цветов. Мне хочется всем пожать руки, всем, кто потерял своих братьев и сестер, отцов и матерей тогда, в годы страшной войны.

Я не успел еще прийти в себя от неожиданно теплой встречи, как уже сидел в правлении колхоза, напротив 90-летнего Евгения Щербакова, единственного живого свидетеля описанной Горьким сцены.

Взволнованный, я записываю рассказ старика.

Щербаков встретил шумную толпу, когда вел лошадь на водопой. Забыв про животное, он в растерянности остановился. И тут увидел незнакомого молодого человека, чужака.

— На иного, — говорил дед, — и не обратишь внимания. А этот сразу бросился мне в глаза. Не потому, что был броско одет. Нет. На нем была обычная косоворотка и черные штаны. Но он был худой и очень высокий. Да, очень высокий. И выглядел приятно. Эдакий парубок, из тех, по ком девчата сохнут.

Незнакомец подбежал к лошади, схватил ее за узду и крикнул стоящему на повозке верзиле: «Зачем ты издеваешься над человеком?» Крикнул так, словно ему ничего не стоило встать на пути разъяренного рыжего верзилы.

— И больше никто не преградил дорогу Гайченко? — спросил я.

— Все боялись обезумевшего мужика.

— А поп?

— Тогда в нашей деревне попа еще небыло. Да и не стал бы поп вмешиваться в такие дела.

— Что же произошло дальше, когда Горький вступился за женщину?

— Гайченко и Горький начали ругаться. Друзья Гайченко подступили к чужаку. А тем временем кто-то перерезал веревки, которыми была привязана к повозке женщина. Огородами ее увели в безопасное место. А Горького жестоко избили и истекающего кровью бросили лежать на пыльной деревенской улице.

Только рассчитавшись с Горьким, Гайченко заметил исчезновение жены. Он долго искал ее по всем дворам. К счастью, напрасно. Потом вернулся к своей повозке, отвез избитого чужака к роднику и оставил там в кустарнике.

С наступлением темноты добрые люди пришли за парнем, чтобы выходить, — продолжал старик, — но Горького и след простыл. Лишь много времени спустя до нас дошел слух, что какой-то бродячий шарманщик доставил его в Николаев.

— А как в селе узнали, кто был этот чужак? — нетерпеливо спрашиваю я. — И когда?

Евгений Щербаков задумчиво смотрит мимо меня в окно, на колхозную площадь, где все еще небольшими группами толпятся жители деревни.

— После Октября было это… Когда на село пришло образование… Эту новость сообщили школьники. Рассказ «Вывод» где-то напечатали. Мы тогда очень напугались! Такой хороший человек, такой большой писатель, а у нас его чуть не убили!

— А что стало с бедной Горпыной?

— Горпына Гайченко прожила еще довольно долго, лет двадцать пять. Умерла перед революцией.

— А что же ее муж? Все так же бил ее? — интересуюсь я.