29 августа 1919 года Щорс приехал в 3-й Богунский полк, расположившийся на позициях около железнодорожного полустанка. Настроение у бойцов было подавленное. Кто-то распространил слух, что чуть ли не два корпуса отборных войск врага уже окружили полк и этой ночью все бойцы будут перебиты. Люди готовились к бою, как к смерти, не надеясь на победу.
Ознакомившись с обстановкой, Щорс приказал секретарю полкового партийного комитета сейчас же собрать всех коммунистов.
В помещении станционного буфета, тускло освещенном керосиновой лампой, собралось девять человек. Молча и хмуро они ожидали Щорса.
Стекла дрожали от артиллерийской канонады и взрывов снарядов. Красный бронепоезд перестреливался с петлюровским. Снаряды рвались у семафора.
Вошел Щорс.
— Ну что, сдрейфили? — спросил он сухо.
Кто-то глухо отозвался:
— Мы не трусы.
— Я знаю, — сказал Щорс, — вы богунцы, а богунцы всегда спрашивают не сколько врагов, а где враги.
Щорс сел к столу, сняв фуражку.
— Ну, подвигайтесь ко мне. Кто в школе за партой не сидел, учись сейчас. Карандаши и бумагу на стол.
Все уселись за стол, и все как-то сразу повеселели, почувствовали себя увереннее, сильнее.
И, не торопясь, спокойно, как будто он сидел далеко от фронта, в школе, за учительским столом, Щорс начал беседу:
— Обстановка создалась такая, что от судьбы незначительной станции Коростень зависит судьба Южного и Западного фронтов. Коростень — последняя дверь: распахни Петлюра эту дверь, ворвется смерть на Украину. Против нас пока сегодня, завтра одни петлюровцы. Их мы привыкли бить. Против них мы выстоим, сколько бы их ни было. Но к нам рвутся деникинцы, к нам рвутся белополяки. Страшны они нам? Нет, товарищи, они нам не страшны до тех пор, пока удерживаем Коростень. По этой железнодорожной ниточке спешат к нам части Красной Армии, спешит к нам братская помощь из Советской России, — он взял со стола телеграмму, — вот последнее донесение. Если не сегодня, так завтра сюда прибудет дивизия Красной Армии, и вместе с нею мы не только прогоним петлюровскую нечисть, но и до самого Черного моря дойдем. Никаким петлюрам, деникиным и пилсудским вкупе с их империалистическими хозяевами не сломить нашей воли к победе! — закончил он резко, словно вдруг увидел врагов, преграждающих ему путь к победе.
За окном усилилась канонада, снаряды рвались уже около самой станции.
Какой-то командир вбежал в вокзальное помещение с испуганным лицом.
— Разрешите доложить, товарищ начдив.
— Я сейчас занят. Доложите после.
Окончив беседу, Щорс сказал:
— А теперь вот что: спать вам эту ночь, конечно, не придется. Надо сейчас же разъяснить бойцам обстановку и политический момент. Силы противника преувеличены, но бой будет суровый. Предупредите всех, что отступать нам некуда…
Командиры разошлись. Щорс вышел из вагона. На августовском небе ярко горели звезды. Где-то рядом кто-то пел:
День 30 августа 1919 года выдался солнечный, ясный. Ночью прошел обильный дождь, прибив знойную дорожную пыль, освежив сосновые перелески.
В полдень Щорс решил выехать на позиции. Автомобиль Щорса был в ремонте, поэтому поехали на машине командира кавалерийской бригады Петренко. На заднее сиденье автомобиля сели заместитель Щорса Дубовой и политический инспектор Реввоенсовета 12-й армии инспектор Танхиль-Танхилевич, рядом с шофером Кассо умостился хозяин машины. На участке Богунской бригады Щорс решил задержаться. Договорились, что Петренко на машине уедет в Ушомир и оттуда пошлет машину за ними. И тогда они приедут в Ушомир в кавбригаду и захватят Петренко обратно в Коростень…
Танхиль-Танхилевич Павел Самуилович, двадцати шесть лет, родом из Одессы. Щеголь. Закончил гимназию. Довольно сносно изъяснялся по-французски и по-немецки. Летом 1919 года стал политическим инспектором Реввоенсовета 12-й армии. Прибыл в дивизию Щорса накануне с обычной проверкой. Танхиль-Танхилевич был близко знаком с членом РВС 12-й армии Семеном Араловым, доверенным лицо Троцкого. Он дважды хотел снять «неукротимого партизана» и «противника регулярных войск», каким называли Щорса троцкисты, но побоялся бунта красноармейцев. После одной из инспекционных поездок к Щорсу, продолжавшейся не более трех часов, Семен Аралов обратился к Троцкому с убедительной просьбой подыскать нового начальника дивизии — только не из местных, ибо «украинцы» все как один «с кулацкими настроениями». В ответной шифровке Троцкий приказал провести строгую чистку и освежение командного состава: Примирительная политика недопустима. Хороши любые меры. Начинать нужно «с головки».
После прибытия в бригаду Танхиль-Танхилевич имел продолжительный разговор с заместителем Щорса Дубовым.
— Как вы, товарищ Дубовой, относитесь к своему командиру, товарищу Щорсу?