Украинский философ Григорий Саввичъ Сковорода

цѣломудръ, всѣмъ доволенъ, благодушествующъ, униженъ предъ всѣми, словоохотенъ, гдѣ не принужденъ говорить, изъ всего выводящій нравоученіе, почтителенъ ко всякому состоянію людей, посѣщалъ больныхъ, утѣшалъ печальныхъ, раздѣлялъ по-слѣднее съ неимущими, выбиралъ и любилъ друзей по сердцу ихъ, имѣлъ набожность безъ суевѣрія, ученость безъ киченія, обхожденіе безъ лести" (ІЬ. стр. 10-я). Въ этихъ словахъ ученика Сковороды Ковалинскаго онъ выступаетъ передъ нами, какъ живой. Здѣсь всякая фраза, всякое слово рисуетъ намъ или образъ жизни его, или нравственную физіономію, или характера Въ своемъ образѣ жизни онъ не былъ аскетомъ; его ве-гетаріанство (употребляемъ современный терминъ) не было ни результатами суевѣрія, ни внѣшнимъ флагомъ его ученія; онь относился къ этому дѣлу просто, здраво, разумно, безъ фанатизма: „не ѣлъ рыбы и мяса по внутреннему расположенію", говоритъ Ковалинскій, и этимъ сказано все; т. е. самъ не чув-ствовалъ къ нимъ вкуса, но не считалъ ихъ вредными для всѣхъ, какъ это проповѣдуютъ современные вегетаріанцы. Еще вступая въ должность учителя харьковскаго коллегіума, онъ не захотѣлъ брать причитающегося ему жалованья, полагая, что удо-вольствіе, которое онъ находитъ быть въ семъ случаѣ полезнымъ по склонности своей, замѣняетъ ему всякую мзду; сдѣлавшись же странникомъ, онъ окончательно отказался отъ денегъ, и та-кимъ безсребренникомъ оставался до конца дней своихъ. Когда въ 1794 г. ученикъ и другъ его Ковалинскій, у котораго онъ гостилъ нѣкоторое время, нровожалъ его въ Украину и хотѣлъ дать ему на дорогу денегъ (а предстоялъ ему, 74 лѣтнему больному старцу, не малый путь изъ Орловской губерніи въ Харьковскую 1), Сковорода рѣшительно отказался. „Напутствуя его

1) Обыкновенно Григорій Саввичъ ходилъ пѣшкоит; но тутъ путь былъ слиш-еомъ веіикъ—и овъ иоѣхалъ, іѣмъ боіѣе, что чувствовала себя пездоровынъ. О ею страсти къ нѣшѳму хождевію свидетельствует сдѣдующіі аиѳкдотъ. Въ одво вреиа по большей дорогѣ возвращался изъ Воронежа помѣщикъ Тѳвашовъ (пріятель Григорія Саввича, у котораго тотъ подолгу прожввалъ) въ свое имѣвіе въ каретѣ в ввдитъ по дорогѣ пѣшеходца, въ которокъ, къ удовольствію своему, узнаетъ Грвгорія Саввича, идущаго съ своей вѣчпой котомкой и палкой, къ нему въ

27

всѣмъ потребнымъ, разсказываетъ Ковалинскій, давъ ему полную волю, по нраву его, выбрать, какъ хочетъ онъ, куда, съ кѣмъ, въ чемъ ѣхать ему, представилъ ему для дороги, въ случаѣ надобности, нужный запасъ, говоря: „возьмите сіе; можетъ быть въ пути болѣзнь усилится и заставитъ гдѣ остановиться, то нужно будетъ заплатить"... „Ахъ, другъ мой! сказалъ онъ. Неужели я не пріобрѣлъ еще довѣрія къ Богу, что промыслъ его вѣрно печется о насъ и даетъ все потребное во благовремен-ность?" Другъ его замолчалъ съ приношеніемъ своимъ. (1-е отд., стр. 38). Но и здѣсь опять таки не было отрицанія общественной необходимости денегъ, какъ видно изъ объясненія самого Сковороды (на которомъ мы остановимся далѣе при разборѣ обвиненій его въ Манихейской ереси); онъ только примѣнялъ это требованіе къ себѣ, потому что выбралъ роль бѣдняка голыша нищаго. Но подобно тому, какъ Сковорода не былъ про-повѣдникомъ аскетизма, такъ и въ своей личной жизни онъ не былъ аскетомъ. Онъ, правда, ѣлъ умѣренно и по большей части простую крестьянскую пищу, но не изнурялъ себя голодомъ; онъ былъ противъ пьянства, какъ излишества, но, какъ въ письмѣ къ Тевяшову, хвалилъ древне-римскія пирушки, приправленния мудрой бесѣдой, такъ и самъ не отказывался отъ нихъ, когда его приглашали къ себѣ добрые друзья и знакомые по случаю различныхъ радостныхъ событій своей жизни—именинъ, свадебъ и т. п. Мало того: тѣже близкіе къ нему люди постоянно доставляли ему подарки, выражая этимъ свое расположеніе къ

гости. Добрый помѣщикъ песказанво обрадовался этой встрѣчѣ и хотѣлъ угадать Сковороду съ собой въ карету, чтобъ ѣхать внѣстѣ, uo ыпвакъ не ногъ его въ томъ убѣдвть. „Ни паве, ве треба иеви привыкать къ сему, се—мое, а то - твое изжай собв зъ Богомъ, я щѳ можѳ дожеву тебе—онъ тамъ на горци". Между тѣмъ въ это время наступала грозная туча пъ бурев, обѣщавшая проливной дождь, и дѣйствительао Сковорода догиалъ Тевяшова и, къ удивленіи послѣдняго, былъ весь сухъ, тогда какъ небыло но дорогѣ мѣста, гдѣбы укрыться отъ дождя. Какъ это ты, Григоріи Саввичъ, ухитрился укрыться отъ дождя, спросилъ его Тевяшовъ? Эге! Я жъ знявъ въ себе жупанъ и черевыкы и шапку и все те въ суму заховавъ, а якъ перейшовъ дожжвчокъ, я и иадивъ все сухѳ и, якъ казавъ, догнавъ тебе; ио дурво пословыця каже: „швидко пойдешь, недалеко уидешъ" (Грагорій Савввчъ Сковорода. Біографвческій очеркъ—въ Ворон. Литерат. Сборнввѣ, изд. Н. Гарденииымъ Подъ редакціей П. Малыхива; вып. 1-й Вор. 1861 г., стр. 252 — 253).

28