Украинский философ Григорий Саввичъ Сковорода

маторомъ; ему были присущи нѣкоторыя черты, свойственныя религіознымъ реформаторам вообще. Самъ онъ лично, несомнѣнно, шелъ въ разрѣзъ съ господствовавшимъ тогда внѣшнимъ, обрядовымъ отношеніемъ къ православной вѣрѣ и весьма замѣтно уклонился въ сторону чисто духовнаго пониманія христианства. Но этого мало: если бы онъ остановился на этомъ, онъ остался бы только религіознымъ мыслите.гемъ; а между тѣмъ онъ сознательно стремился къ проповѣди своего ученія, къ живой и дѣятельной его пропагандѣ, какъ посредствомъ устныхъ бесѣдъ, такъ и посредствомъ сочиненій и писемъ. Такимъ образомъ, благодаря этому, ему удалось создать историческую обстановку для своего ученія—найти послѣдователей, выдерживать нападки оппозиціи и, наконец, оставить свое духовное наслѣдіе ученикам и почитателям. Прежніе изслѣдователи преимущественно придавали значеніе этической сторонѣ въ пропо-вѣди Сковороды; теперь, познакомившись съ его сочиненіями, мы убѣждаемся, что самъ онъ ставилъ на первый планъ умозрительную часть своей философіи; такое мѣсто она занимаете у него и въ дѣйствительности. Вотъ съ такой-то двухсторонней проповѣдью '(умозрительнаго и этическаго характера) онъ обращался къ представителямъ всѣхъ классовъ слободско-украинскаго общества—и къ духовенству (черному и бѣіому), и къ дворянству, и къ городскому сословію, и къ козачеству, и къ крестьянству.

Связи его съ духовенством были весьма прочны: можно сказать, что это была та общественная группа, к которой у него было найболѣе тяготѣнія, с представителями которой онъ чувствовал себя лучше всего, какъ будто въ собственной семьѣ. Хотя самъ Сковорода былъ козацкій сынъ, вышелъ изъ козац-каго сословія, но по воспитанно своему онъ совершенно сроднился съ духовенствомъ: сюда ввело его пребываніе въ кіевской духовной академіи и послѣдующая педагогическая дѣятельность въ переяславскомъ и харьковскомъ духовном кодлегіумахъ. Характерно в этомъ отношеніи и то, что нѣкоторые изслѣдо-ватели даже считали его сыном священника. Не менѣе характерны настойчивыя просьбы со стороны его друзей монахов

44

о принятіи ям монашества; очевидно, что его считали вполнѣ подходящим кандидатом на какую либо изъ церковно-іерархическихъ должностей. Да это и понятно; не нося монашескаго клобука, онъ по жизни своей былъ болѣе монах, чѣмъ настоящіе монахи. Живя въ мірѣ, онъ, можно сказать, вполнѣ удовлетворял тѣмъ требованіямъ, которыя составляли основу монастырской жизни (полная нестяжательность, пост, умерщвленіе плоти, удаленіе от женщин, молитва, благочестивыя рав-мышленія, проповѣдь чистой любви къ Богу, матеріальная и нравственная помощь ближнему). Чтобы убѣдиться въ этомъ, стоит только вспомнить характеристику его образа жизни въ бытность преподавателем харьковскаго коллегіума, как ее изображает Ковалинскій, и затѣмъ обратить вниманіе на дополнительный матеріалъ, доставляемый самим Сковородой въ его латинских письмах къ тому же Ковалинскому. Тут въ нѣкоторыхъ случаях онъ является передъ нами даже какъ будто съ чертами монахов аскетов, вооружаясь, напримѣръ, въ одном стихотвореніи против трех врагов христіанина— свѣта, женщины и діаволах) (въ дѣйствительности, впрочем, какъ мы видѣли, онъ не былъ аскетом). Монастыри вообще привлекали его къ себѣ, въ особенности такіе, въ которых онъ находилъ расположенныхъ или сочувствующихъ себѣ настоятелей и монахов. Послѣ изгнанія своего изъ переяславсваго коллегіума, онъ, напримѣръ, охотно ѣдетъ съ пріятелемъ своим Калиграфомъ (отправлявшимся въ московскую академію про-повѣдникомъ) въ Троицво-Сергіевскую лавру и там пользуется дружбою настоятеля ея Кирилла, отличавшагося глубокою ученостью и бывшаго впослѣдствіи черниговским епископом. Так разсказываетъ Ковалинскій ). Мы къ этому прибавим, что этот Кирилл былъ земляк Григорія Саввича; онъ былъ сын сотеннаго писаря Александра Ляшевецкаго, впослѣдствін священника села Глинскаго; слѣдовательно, подобно Сковородѣ, также происходил изъ козацкаго званія. Вообще слѣдуетъ за

') Сочинѳвія Г. С. Сковороды, отд. 1-е, стр. 93.

44

мѣтить, что въ старой Малороссіи и слободской украйнѣ въ духовное званіе поступали очень часто представители свѣтскаго общества (изъ рядовъ воэацкой старшины и простаго коза-чества). Духовенство не было обособлено тогда такъ, какъ теперь; можно сказать, что ряды его замѣтно пополнялись лицами, вышедшими изъ свѣтскаго общества. Такимъ образомъ, и на Сковороду не смотрѣли, homo novus, какъ на пред-