«История Русов», безусловно, сыграла важнейшую роль в формировании самосознания части малоросского дворянства как особой общности с особыми правами. Основания этих прав два: этнические и рыцарские — принадлежность к древним народам, вершившим историю мира, и принадлежность к рыцарству — европейской дворянской аристократии. Популярность «Истории Русов» соотносилась с распространением направления романтизма с его запросом на героизацию исторического нарратива. По оценке украинского историка литературы, известного писателя-шестидесятника Валерия Шевчука: «История Русов» оказала серьезнейшее влияние на украинскую интеллигенцию, которая «уже начала терять национальное лицо, сбросив казацкий кунтуш и жупан, и надела русского кроя международный камзол и имперский вицмундир. «История Русов» напомнила об их исторических корнях, об их положении, истории, быте, героических деяниях, чтобы остановить массовый отток культурных сил с Украины в культуру чужую, которая узурпировала в значительной мере имя, государственные традиции и историю народа, себе подчиненного, и провозгласила полностью бесстыдный постулат, что тот народ не является народом, его язык не является языком, а история — не история, следовательно, должен он безболезненно и мирно сам себя отрицать и стать частью народа господствующего, при условии полного отречения от самостоятельного мышления и национального самосознания».
Выводы Николая Ульянова были иные: «История Русов» представляла собой документ, связанный с польским контекстом и польской политической пропагандой. «Весь фонд анекдотов, сарказмов, шуточек, легенд, анти-московских выдумок, которыми самостийничество пользуется по сей день, — указывал историк в «Происхождении украинского сепаратизма», — создан поляками. Знаменитая «История Русов» представляет богатейшее собрание этого агитационного материала, наводнившего Украину после ее присоединения к России. Часто речи, вложенные авторами этого произведения в уста казачьим деятелям и татарам, не требуют даже анализа для выявления своего польского происхождения. Такова, например, речь крымского хана о России: «В ней все чины и народ почти безграмотны и множеством разноверств и странных мольбищ сходствуют с язычеством, а свирепостью превосходят диких… между собою они безпрестанно дерутся и тиранствуют, находя в книгах своих и крестах что-то неладное и не по нраву каждого». Казачьему предводителю Богуну приписаны тоже слова, выражающие распространенный польский взгляд на Россию: «В народе московском владычествует самое неключимое рабство и невольничество в высочайшей степени, и что у них кроме Божьего да царского, ничего собственного нет и быть не может и человеки, по их мыслям, произведены в свет будто для того, чтобы в нем не иметь ничего, а только рабствовать. Самые вельможи и бояре московские титулуются обыкновенно рабами царскими и в просьбах своих всегда пишут они, что бьют ему челом; касательно же посполитова народа, то все они почитаются крепостными»»[86]
.Концепция «Истории Русов» близка в плане этногенеза казачества распространенной среди польской шляхты концепции сарматизма. Согласно ей, польское дворянство представляет собой особый народ, ведущий свое происхождение от легендарных сарматов. Крестьянство польское, а тем более восточнославянское к сарматским этническим корням шляхты отношения не имело. В «Истории Русов» среди предков казаков оказывались сразу многие великие народы прошлого: и скифы, и сарматы, и хазары, и варяги, и печенеги, и половцы. Все они позиционируются как один народ, выступавший исторически под разными названиями. Однако территории, на которых впоследствии сформировался народ русский, к этой общности не относились. Подводилась фактически получившая в дальнейшем развитие в рамках теории украинского национализма аргументация, что история Малороссии отлична от истории России, а малороссы и великороссы суть два разных народа[87]
.Но основное содержание «Истории Русов» сосредоточено не на Древней Руси, а на свершениях казацких гетманов. «Не Киев, а Запорожье, не Олег, Святослав, Владимир, а Кошка, Подкова, Наливайко определяют дух и колорит «Истории Русов», — отзывается Ульянов о структуре этого памфлета. — Экскурс в древние времена понадобился, единственно, ради генеалогии казачества; оно, по словам автора, существовало уже тогда, только называлось «каза-рами». Казары не племя, а воинское сословие; так называли «всех таковых, которые езживали верхом на конях и верблюдах и чинили набеги; а сие название получили, наконец, и все воины славянские, избранные из их же пород для войны и обороны отечества, коему служили в собственном вооружении, комплектуясь и переменяясь так же своими семействами. Но когда во время военное выходили они вне своих пределов, то другие гражданского состояния жители делали им подмогу и для сего положена у них складка общественная или подать, прозвавшаяся наконец с негодованием Дань Казарам»[88]
.