Украинский рубеж. История и геополитика

Новый технологический уклад везде быстро меняет состав общества с падением финансового статуса и престижа профессий, связанных с созиданием и осязаемой продукцией, все так же жизненно необходимой человечеству, как и 1000 лет назад. В этих сферах в сознании «трудящейся личности» (Н. Бердяев) по-прежнему фактором являются люди и земля: земля — и как среда обитания, и как свидетель деяний предков, «территориальное сознание», реальные человеческие отношения, отношения человека и природы, где помимо целесообразности действуют традиционные преемственные социокультурные установки. Понижение социального статуса массовых профессий в областях, которые обеспечивают «очаг и хлеб», лишает их представителей социальной энергии, которая уходит опять в ту самую «политически-бездейственную глубь народной души». Она также может и рождает протестные настроения, но иной — содержательной — направленности, и именно они заслуживают первостепенного внимания.

Профессии, сугубо оторванные от реальной жизни, от созидания, призванные лишь его обсуживать (менеджер, программист, маркетолог, управленец и подобное), оперируют максимально неодушевленными категориями и данными, где нет места должному и праведному, но лишь рационально правильному. Владение микрочипом в искаженном социуме России XXI века дает гораздо более высокий социальный и имущественный статус, чем самое передовое знание механики и агротехники, тем более знание и понимание собственной истории и гениев мировой и национальной культуры. В России, отличающейся сильными территориальными контрастами и живущей «в трех веках», где высоты культуры и технологии перемешаны с архаикой, имущественное неравенство достигло неприемлемых масштабов, это ведет к разделению народа на две неравные цивилизации, где малая часть народа претендует диктовать свою повестку остальным.

Культ «успешности», без сомнений, нравственного порядка, сопровождавший после крушения СССР радикально-западническое воспитание поколения (в том числе преподавательского состава высшей школы), в новом технологическом укладе родил тип радикала, не осведомленного ни о собственной истории, ни о тех основах, что в свое время сделали Европу великой и привлекательной. Но ему свойственно самонадеянное презрение к «неуспешности» (в самых приземленных критериях) при полном отсутствии позитивной программы. Вновь, как описывал Е. Н. Трубецкой, «вся русская революционная партия имеет тенденцию превратиться в секту, которая мнит себя единой спасающей церковью, а потому ненавидит все прочие секты как еретические. Максимализм и доктринерство грозят остановить у нас всякую общественную жизнь: нельзя учиться в школе, потому что мы не имеем „истинно-демократической школы“, нельзя законодательствовать в парламенте, потому что мы не имеем „истинно-народного представительства“. Нельзя терпеть какую бы то ни было власть, пока власть не перейдет в руки народа»^[85].

Еще за полвека до Е. Н. Трубецкого Н. С. Лесков, названный Л. Н. Толстым «самым русским из русских писателей», отметил идейную спесь подвизавшихся тогда в литературе деятелей, мнящих себя авторитетами в вопросах общественной жизни, нетерпимость ниспровергателей ко всякому инакомыслию: «Если ты не с нами, так ты подлец!» — приведенная фраза есть действительно лозунг наших либералов. Держась такого принципа, наши либералы предписывают русскому обществу разом отречься от всего, во что оно верило и что срослось с его природой. Отвергайте авторитеты, не стремитесь ни к каким идеалам, не имейте никакой религии… не стесняйтесь никакими нравственными обязательствами, смейтесь над браком, над симпатиями, над духовной чистотой, а не то вы «подлец»! Если вы обидитесь, что вас назовут подлецом, ну, так вдобавок вы еще «тупоумный глупец и дрянной пошляк»^[86].

Трудно поверить, что суждение Н. С. Лескова о «деспотизме либералов» не относится к настроениям самонадеянного меньшинства в российском обществе XXI века, а высказано 20 мая 1862 года признанным обличителем крепостнических порядков: «Тупоумными глупцами и дрянными пошляками они называют честных людей, которые не верят в пользу форсированных движений и признают незаконным навязывать обществу обязательства делать то, чего оно не хочет делать»^[87].