Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2

VII конференция КП(б)У (4–10 апреля 1923 г.) также рассмотрела обнародованный документ и приняла его с определенными оговорками и пожеланиями[975]. В сборниках документов он публиковался частично[976]. Сущность изменений и дополнений, которые украинская сторона хотела видеть в итоговых документах, закрепляющих принципы межнациональных отношений, отчетливо видна в резолюции «О союзном строительстве», принятой 11 апреля 1923 г. Второй сессией Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Советов по предложению М. В. Фрунзе:

«Я предлагаю сессии принять следующую резолюцию, в которой поручить Президиуму ВУЦИК’а и СНК закончить рассмотрение проекта союзного договора и проекта положения о союзных наркоматах и наркоматах украинских не позже, чем в полуторамесячный срок. К этому времени созвать экстренную сессию ВУЦИК’а для утверждения проекта договора и положения о наркоматах. В основу разрабатываемого договора и проекта положения о наркоматах, наряду с принципами, установленными Первым съездом Советов, положить еще принципы, обеспечивающие достаточно прочное выявление самостоятельной государственной, хозяйственной инициативы отдельных республик – членов Союза, путем расширения их бюджетного и вообще финансовых прав и одобрить позицию правительства, занятую в вопросе о средствах дополнительных гарантий интересов отдельных республик – членов Союза, путем создания в системе органов верховного управления дополнительного представительства»[977].

Опубликовав на следующий день в прессе принятую резолюцию, партийно-советская элита Украины апеллировала к народу, нации за поддержкой своей позиции, чего не могли не учитывать в Москве, в ЦК РКП(б).

Начиная доклад на XII съезде партии, И. В. Сталин заявил: «…Со времени Октябрьской революции мы третий раз обсуждаем национальный вопрос: первый раз – на VIII съезде, второй – на X и третий – на XII. Не есть ли это признак того, что кое-что изменилось принципиально в наших взглядах на национальный вопрос? Нет, принципиальный взгляд на национальный вопрос остался тот же, что и до Октября и после. Но со времени Х съезда изменилась международная обстановка в смысле усиления удельного веса тех тяжелых резервов революции, какие ныне представляют страны Востока. Это – во-первых. Во-вторых, со времени Х съезда наша партия во внутреннем положении в связи с нэпом тоже имела некоторые изменения. Все эти новые факторы необходимо учесть, подвести им итог. В этом смысле и следует говорить о новой постановке национального вопроса на XII съезде»[978].

Развивая свою мысль, докладчик обратил внимание, что последствиями реализации новой экономической политики явились усиление великорусского национализма, рождение идеи сменовеховства, рассчитанной на возрождение «единой и неделимой». «…В связи с НЭПом, – подчеркнул И. В. Сталин, – во внутренней нашей жизни нарождается новая сила – великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации и ведущий к тому, что если мы этой новой силе не дадим решительного отпора, если мы ее не подсечем в корне, – а НЭПовские условия ее взращивают, – мы рискуем оказаться перед картиной разрыва между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянами ранее угнетенных наций, что равняется подрыву диктатуры пролетариата»[979].

Тут же партийный лидер заявил о том, что рядом с великорусским шовинизмом развивается, растет местный национализм и по существу перенес центр внимания на ситуацию, перспективы ее развития в национальных регионах: «Здесь мы имеем дело с вопросом об установлении правильных взаимоотношений между пролетариатом бывшей державной нации, представляющим наиболее культурный слой пролетариата всей нашей федерации, и крестьянством, по преимуществу крестьянством национальностей, ранее угнетенных. В этом – классовая сущность национального вопроса. Если пролетариату удастся установить с крестьянством инонациональным отношения, могущие подорвать все пережитки недоверия ко всему русскому, которое десятилетиями воспитывалось и внедрялось политикой царизма, если русскому пролетариату удастся, более того, добиться полного взаимного понимания и доверия, установить действительный союз не только между пролетариатом и крестьянством русским, но и между пролетариатом русским и крестьянством иных национальностей, то задача будет разрешена. Для этого необходимо, чтобы власть пролетариата была столь же родной для инонационального крестьянства, как и для русского»[980].