Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2

Весьма примечательно, как И. В. Сталин в тот конкретный момент подходил к оценке сущности местного национализма – одного из факторов, негативно влияющего на процесс упрочения Союза ССР. Связывая усиление местного национализма с развитием НЭПа, акцент делался на таком соображении: «Конечно, если бы не было великорусского шовинизма, который является наступательным, потому что он силен, потому что он и раньше был силен, и навыки угнетать и принижать у него остались, – если бы великорусского шовинизма не было, то, может быть, и шовинизм местный, как ответ на шовинизм великорусский, существовал бы, так сказать, в минимальном, в миниатюрном виде, потому что в последнем счете антирусский национализм есть оборонительная форма, некоторая уродливая форма обороны против национализма русского, против шовинизма русского. Если бы этот национализм был только оборонительный, можно было бы еще не поднимать из-за него шума. Можно было бы сосредоточить всю силу своих действий и всю силу своей борьбы на шовинизме великорусском, надеясь, что коль скоро этот сильный враг будет повален, то вместе с тем будет повален и национализм антирусский, ибо он, этот национализм, повторяю, в конечном счете является реакцией на национализм великорусский, ответом на него, известной обороной. Да, это было бы так, если бы на местах национализм антирусский дальше реакции на национализм русский не уходил. Но беда в том, что в некоторых республиках этот оборонительный национализм превращается в наступательный»[984].

Анализ других выступлений, в частности делегатов, прибывших на съезд от парторганизаций союзных республик, не дает веских оснований, чтобы считать, что их тревожили моменты нарастания волны великодержавного шовинизма и местного национализма. Впрочем, были и исключения, что проявилось у представителей Украины, в частности в выступлении Н. А. Скрыпника. Его насторожила неизменно звучавшая из уст И. В. Сталина увязка рецидивов великодержавничества с обязательной ответной реакцией, выливавшейся в националистических наклонностях на местах. Н. А. Скрыпник попытался развенчать формально опасную логику И. В. Сталина использовать распространенный в то время методологический принцип о борьбе на два фронта – против великорусского шовинизма и местного национализма – для, казалось бы, стройной конструкции: великодержавному шовинизму обязательно противостоит местный национализм. И хотя определенная логика, и логика, подтверждавшаяся фактами, здесь была, подходить с такой схемой, которая шла не от анализа, осознания конкретных процессов и ситуаций, а имела обратное направление – к жизни – было неоправданно, неверно, а иногда и просто опасно. Поэтому-то Николай Алексеевич без лишних обиняков заявил: «Так почему же мы практически в национальном вопросе топчемся на месте и при правильном принципиальном его разрешении остаемся на деле бессильными? Дело в том, что мы все время балансируем в области национального вопроса. Некоторые все время пытаются найти среднюю линию. Каждое указание на великодержавный шовинизм всегда считают необходимым компенсировать указанием противоположным на шовинизм народностей недержавных, и всегда получается двойная бухгалтерия»[985].

В таком балансировании ловкачей Н. А. Скрыпник сразу уловил возможные негативные проявления, во весь голос заявил о своей озабоченности: «Конечно, теоретически правильно проводимое в тезисах т. Сталина сопоставление двух национализмов: национализма великодержавного, господствующего и национализма бывших угнетенных национальностей (Я не говорю о великодержавных тенденциях бывших угнетенных народов).

Но не слишком ли это выпячено у т. Сталина? Не явится ли это противопоставление двух национализмов поводом для того, чтобы многие и многие на практике свою бездеятельность в области национального вопроса оправдывали таким противопоставлением? Я очень и очень боюсь этого»[986].

В общем, интуиция Н. А. Скрыпнику не изменяла.

И все же предсказать, к чему способна была привести и приведет на практике такая «двойная бухгалтерия», точнее, какие масштабные процессы ею будут оправдываться, Николай Алексеевич вряд ли мог. Тогда он еще надеялся, что серьезные теоретические аргументы, здравый смысл обязательно возьмут верх и упорно за это боролся. И, как всегда, превыше всего ставил чистоту принципов национальной политики, в которые верил просто беззаветно.

Гораздо большее беспокойство проявлялось по поводу уже осуществляемого и предлагаемого к усилению ограничения суверенитета национальных республик и свертывания возможностей (вплоть до нуля) их правительственных органов, в частности, посредством слияния наркоматов, замены республиканских министерств на союзно-республиканские и союзные.

Работа в этом направлении проводилась с осени 1922 г. и активизировалась в связи со специальным решением первой сессии Центрального исполнительного Комитета СССР[987].