Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2

Что бы там и кто бы как не говорил, хронологически непротяженный отрезок времени – где-то семь лет – 1917–1924 гг., стал своеобразным водоразделом двух целых исторических эпох, когда украинский и русский (великорусский) народы разрушили веками господствовавшие устои и порядки, заложили в основу своих взаимоотношений принципиально новые подходы, смыслы и качество. И надо понимать, что делалось это сразу в таком масштабе и на таком моральном, идейном, политическом и содержательном уровнях, аналога которым мировая история не знала.

Безусловно, детонатором и основным двигателем коренных изменений в бывшей могущественной империи послужила социальная революция – свержение самодержавия – оплота социального и национального гнета, победа советской власти, как невиданной ранее политико-правовой основы и государственной модели нового типа общественных отношений. Обретение украинцами национальной свободы, права распоряжаться собственной судьбой являлись не столько прямым результатом национально-освободительного движения, а неотделимой составляющей гораздо более широких, в сущностном отношении подлинно геополитических катаклизмов – таких, как мировая и Гражданская войны, неоднократные масштабные иностранные военные интервенции.

Думается, что вышеотмеченное должно быть несомненной и определяющей точкой отсчета в системе координат для анализа и оценки опыта украинско-российских отношений в исследуемый период. Любая иная позиция, несомненно, будет уводить авторов реконструируемых событий в сторону от главной, стержневой основы тогдашних реалий. То есть феномен революции, как равнодействующей всех рассматриваемых жизненных коллизий, обязан восприниматься объективно базисным, отправным элементом, а неразрывная взаимосвязь, взаимовлияние социальных и национальных устремлений, динамики призвана служить непременной целевой методологической установкой.

Как и для любого другого научного исследования, должное внимание в воссоздании полнокровной исторической картины принадлежит тщательному, всестороннему учету и изучению, наряду с объективными, субъективных факторов. Из множества возможных подходов приоритет здесь, безусловно, следует отдать тому, что свой неумолимый приговор позициям, платформам, программам, действиям различных политических групп и сил, личностей вынесла сама общественная практика. В этом плане стоит согласиться с тем, что в основу решений, принимаемых документов, призванных регламентировать, развивать украинско-российские отношения, выстраивать их взаимосвязь в государственном строительстве тогдашним политическим лидерам, элите (круг упоминаемых деятелей с неизбежностью ограничивается лишь наиболее влиятельными и яркими) приходилось класть не только абстрактные, «стерильные» теоретические обоснования, расчеты, стратегические прогнозы, а сочетать их с реально складывавшимися, непрерывно менявшимися ситуациями. Многие, очень важные, ответственные шаги оказывались, по большому счету, вынужденными, продиктованными привходящими факторами. Научно дифференцировать их в содержании судьбоносных актов, процессов, конечно, можно. Но тогда будет деформироваться, неправомерно «урезаться», ограничиваться применение методик конкретно-исторического анализа и комплексности, то есть конечный научный эффект будет неизбежно страдать, усложняя, загромождая путь приближения к истине. Совсем напротив, речь должна идти о сущностном сопряжении объективных причин и субъективных возможностей, как, собственно, было (и всегда бывает) в жизни.

Конечно же, считать совершенное в рассматриваемом ключе безошибочным, беспроблемным, тем более – идеальным никто и ни при каких обстоятельствах сегодня не взялся бы, что в очередной раз подтверждается и наличной огромной историографией, во многом, правда, ангажированной, противоречивой и не всегда профессиональной.

Невозможно абстрагироваться и от установления личностного влияния не только на выработку политики в изучаемой сфере, но и на ее претворение в жизнь, когда, строго говоря, между общепринятой или «прописанной» нормой и полученным результатом, в том числе и по причине уровня теоретической и профессиональной подготовленности, приобретенного опыта, персонального психологического восприятия, понимания, специфики субъективной трансформации оказывалась «дистанция огромного размера». Одновременно, к позициям, поступкам, поведению личностей, от которых в той или иной мере зависела судьба межнациональных, межгосударственных отношений, недопустимо подходить и осуществлять оценки только, или преимущественно, через призму явлений, зародившихся и проявившихся впоследствии. Однако, и не пытаться «уловить», определить связь между содеянным непосредственно в 1917–1924 гг. и тем, что произошло позднее, в средине 20-х – начале 90-х гг. ХХ века, также было бы неправильно. Излишне доказывать, что тут существовала весьма прозрачная, сущностная (далеко не всегда простая, прямая) причинно-следственная зависимость, внутренняя диалектическая логика.