Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918

К концу 1915 года настроения украинцев ухудшились. ВУС постоянно подчеркивал ущемленное положение украинцев по сравнению с поляками, сетуя, что любые намеки на возможность передачи оккупированных земель в состав независимой Украины не проходят цензуру, а рассуждения о создании польского государства – проходят; что антиукраинские суждения в польской прессе публиковать можно, а антипольские в украинской – нет; что за годы войны император неоднократно встречался с польскими политическими, общественными и религиозными деятелями, а с украинскими – нет; наконец, что польскому легиону, в отличие от украинского, не ставит препонов АОК[548]. Как отмечало «Українське слово», в период, когда цензура находилась в руках военных, материалы газеты почти не конфисковались, а с переходом цензурных функций в руки львовской прокуратории из статей о проблемах польско-украинских отношений стали вырезаться фрагменты[549]. «Украинцам положительно зажимают рот, не позволяя выступать против поляков, хотя бы для самозащиты», – докладывал в Петроград русский агент в Швейцарии В.П. Сватковский[550]. А. Колесса как представитель ВУКС специально обсуждал проблему цензуры украинских изданий с министром просвещения[551].

Антипольский оттенок имели противоречия в украинских кругах, вызванные попыткой греко-католического епископа Станиславовского Григория Хомишина ввести в своей епархии григорианский календарь вместо юлианского. Пользуясь выгодным положением единственного епископа на территории Галиции (Чехович умер в 1915 году, а Шептицкий находился в ссылке в России), Хомишин в одиночку принял это решение, мотивировав его тем, что в трудное военное время грекокатолики должны сблизиться с Римом. Большинство украинских деятелей выступили против действий Хомишина, усмотрев в них пропольскую подоплеку[552]. ВУКС заявил, что смена календаря «нарушала бы нашу нац. обособленность – а также это была бы еще большая прогалина между нами и братьями за границей»[553]. В целом униатское духовенство и связанные с ним круги вынашивали амбициозные планы по распространению унии за пределы австро-венгерской территории. Близкие к церкви светские деятели заявляли, что уния – это «национальная вера» украинцев[554], а историк и политик С. Томашевский даже предлагал в будущем основать «греко-католический патриархат» с резиденцией во Львове[555].

В апреле 1916 года внезапно умер благоволивший украинцам наместник Галиции Г. фон Коллард, и его сменил бывший люблинский генерал-губернатор Э. Диллер, которому симпатизировали польские круги[556]. Это удручило украинцев. В письме В. Старосольскому С. Днистрянский рассуждал, что украинская политика на неопределенное время установилась на «мертвой точке», но «худшие времена» позади и надо спокойно ждать «значительных изменений в нашу пользу» после войны[557]. Недружелюбный нейтралитет правительства в польско-украинском споре вновь подталкивал украинских политиков на берлинское направление с расчетом, что союзник повлияет на Вену. В начале июля 1916 года М. Лозинский подготовил для германского МИД меморандум «Настроения в Галиции», в котором отметил подавленность галицийских украинцев[558]. 16 июня 1916 года в разговоре с К Левицким и Н. Василько германский посол в Вене Г. фон Чиршки сказал, что его страна не отказалась от поддержки украинских устремлений, но порекомендовал политикам не отдаляться от австро-венгерских властей, чтобы Германии было проще обсуждать с теми украинский вопрос[559]. Украинцы сохраняли внешнюю лояльность Габсбургам: в августе 1916 года «Діло» констатировало, что в вопросе внешних ориентиров в украинском лагере «нет двух мнений, так как в этом вопросе все наши партии и партийные группы согласны»[560].