Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918

На заседании ВУС 20 декабря 1915 года Л. Цегельский, усомнившись, что украинские земли Австрии получат национальную автономию, а другие «спорные земли» не достанутся Польше, предложил широко растиражировать украинские требования, не опасаясь цензуры: «Мы никогда не формулировали свои требования, наши требования конфисковала цензура, и поэтому мир о них не знает. Их публично не существует. Польские существуют, потому что их конфисковали только тогда, когда они уже распространились», – доказывал политик[588]. Завязалась дискуссия, не подорвут ли «неосторожные выражения» фундаментальную позицию украинских политиков по отношению к Центральным державам, но большинство, включая Е. Олесницкого, признало, что заявление необходимо[589]. В итоге ВУС поручил С. Томашевскому и С. Рудницкому разработать меморандум о западной границе Украины со статистикой и картой. С опорой на их аргументы 28 января 1916 года ВУС постановил считать западной границей оккупированных украинских земель границу Холмской губернии, определенную в 1912 году российскими властями[590].

В начале 1916 года украинские круги беспокоило то, что Германия намеревается создать подконтрольное себе польское государство, а Австро-Венгрия «колеблется и откладывает на потом» вопрос об украинском государстве[591]. В этом интересы украинцев по-прежнему совпадали с расчетами Берлина: 1–3 января 1916 года на встрече с Василько, К. Левицким и Олесницким германские чиновники сами предложили обсудить перспективы создания независимой Украины. Василько обещал убедить австро-венгерские власти, что этот шаг необходим[592].

В марте – апреле 1916 года АОК заверяло руководителей ВУС, что вопрос о присоединении округов Холм, Грубешов и Томашов к Люблинскому генерал-губернаторству неактуален, а в начале мая того же года письменно уведомило совет, что присоединения не будет[593]. Вопрос должен был решиться в ближайшее время, и пока ситуация складывалась не так, как рассчитывали в Вене: в середине апреля 1916 года в Берлине Буриану четко дали понять, что австро-польское решение для Германии неприемлемо и российская Польша должна стать автономией под контролем Гогенцоллернов[594]. Министр продолжал уворачиваться от каких-либо гарантий украинцам насчет Холмщины и Волыни: 8 мая в беседе с членами президиума УПК он сказал, что до завершения войны не может ответить на вопрос о будущем этих земель, заодно отметив, что у населения российской Украины неразвито национальное самосознание. УПК этот ответ, разумеется, не устроил[595].

4 июня 1916 года русские войска развернули стратегическое наступление на Юго-Западном фронте, на Волынь и Буковину. Начался знаменитый Брусиловский прорыв. 6 июня был занят Луцк, 17 июня – Черновцы, а к июлю – вся Буковина. Стороны вступили в тяжелые бои под Ковелем, затянувшиеся на два месяца. Остро нуждаясь в лояльности поляков, Вена резко переменила позицию и отказала украинцам в праве на восточную часть Холмщины: еще 5 июня вся Холмская губерния была присоединена к Люблинскому генерал-губернаторству под предлогом «военной целесообразности»[596]. Уже впоследствии АОК и МИД признали политический, а не военный характер этого шага[597].

УСС слета 1915 года добивались от АОК разрешения вести просветительскую работу среди украинцев Холмщины и Волыни. Лучше всего это было делать под видом вербовки в легион. ВУС просил разрешить вербовку не только по всей Австро-Венгрии, но и на оккупированных украинских землях России[598]. 26 января 1916 года командование позволило создать на Волыни три «вербовочных комиссариата» УСС, правда, каждый должен был состоять всего из одного человека – самого комиссара. Впоследствии командованию УСС несколько раз удавалось уговорить АОК допустить к работе на Волыни еще стрельцов под предлогом нехватки сил для вербовки местных жителей[599].

Непопулярность украинской идентификации среди местного населения неприятно удивила комиссаров. «Чтобы кто-то назвал себя не то что украинцем, а хохлом, это была бы редкость, которой до сих пор не случалось», – сокрушался сотник Дмитрий Битовский, комиссар УСС в Ковеле[600]. При всей своей идейности он трезво оценивал ситуацию и в личных письмах признавал, что работа УСС на Волыни – не «большой национальный успех», вопреки мнению многих галичан, а «большой ноль»[601]. Приехав в Ковель, Битовский оказался там едва ли не единственным, кто считал себя украинцем. Но, объехав десятки сел и не сумев никого привлечь к украинской работе, энтузиаст не сдался. В апреле – мае он ненадолго покинул Волынь, чтобы жениться, а уже через две недели после свадьбы уехал от молодой супруги обратно[602]. Представители «вербовочных комиссариатов» излагали волынянам свой взгляд на украинскую историю, рассказывали о жизни украинцев в Австро-Венгрии и о легионе УСС, а грамотным селянам дарили украинские журналы и книги[603].