Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918

Руководство ВУС понимало важность проникновения на украинские земли России. Политики убеждали АОК, что армии Центральных держав должны направить удар не на западные и северо-западные окраины России, а именно на территории проживания украинцев. Это отрезало противника от почти четверти населения, самых плодородных земель и стратегически важной промышленности, а заодно обеспечивало «прямое сотрудничество с турецким союзником» и пресекало «колебания нейтральных балканских государств»[573]. Член ВУС Л. Цегельский рассуждал в газете «Українське слово», что наступление на Киев и Одессу позволит «окончательно усмирить русского медведя»[574].

Украинские политики, как и годом ранее, внушали командованию, что украинцы Российской империи «преисполнены стремления к независимости и неприязнью к России»[575]. «Украина ждет своего освобождения, – писал Л. Цегельский в вышеупомянутой статье, – и мы можем заверить, что она благодарно и доброжелательно примет своих освободителей, когда они войдут в Киев, и точно не обманет их надежд»[576]. Поскольку союзные армии уже оккупировали часть украинских земель Российской империи, ВУС предлагал им принять меры по соблюдению «исторических прав» украинского народа. Во-первых, опубликовать воззвание к украинцам Холмской, Гродненской, Минской, Волынской, Подольской и Киевской губерний с обещанием освободить их от «русского гнета» и гарантией религиозных, национальных, языковых и иных прав – нечто похожее на воззвания Германии, Австро-Венгрии и России к полякам в начале войны. Во-вторых, объявить в войсках, что население завоеванных земель – доброжелательно настроенные к ним украинцы, а не русские. Ко всем подразделениям предполагалось прикомандировать украинских переводчиков и информаторов[577]. В другом меморандуме ВУС, оглашенном в октябре 1915 года, выражалась надежда, что «оккупированные украинские области России, к которым уже относятся Холмщина, а также Волынь, будут обособлены от польских областей и ни в какой форме не будут с ними объединены»[578].

Указывая, что украинскую интеллигенцию и школьных учителей с Волыни и Холмщины высылают вглубь России, ВУС предлагал пригласить в организованные в оккупированных областях школы украинцев из Галиции и Буковины. Заняться этим должны были активные украинские деятели с педагогическим опытом[579]. 17 октября 1915 года верховный

главнокомандующий эрцгерцог Фридрих издал распоряжение о школьном образовании в оккупированных районах. На территориях Люблинского генерал-губернаторства восточнее округов Любартов, Люблин и Янов языком преподавания становился украинский – в тех школах, где на нем говорило большинство детей. Если в школе с другим языком преподавания насчитывалось хотя бы сорок украиноговорящих детей, им также позволялось учиться на своем языке[580].

Украинцы просматривали разные варианты будущего оккупированных земель. Историк И. Крипякевич прогнозировал четыре возможных пути решения судьбы Волыни и Холмщины в случае победы Центральных держав: 1) вхождение в состав «отдельного государства в союзе с Австрией и Германией»; 2) присоединение к Австро-Венгрии; 3) раздел между Австро-Венгрией и Германией; 4) переход Волыни в состав Австро-Венгрии, а Холмщины с частью Восточной Галиции – в состав вновь созданной Польши»[581]. Последний вариант – присоединение какой-либо части украинских земель к польскому государству – украинская публицистика считала неприемлемым[582]. Поскольку Вена не торопилась делать публичных заявлений о своих территориальных притязаниях на востоке, диалог с австро-венгерскими властями на предмет будущего «освобожденных» территорий у украинских лидеров не ладился. 21 сентября 1915 года глава МИД И. Буриан сказал им, что до окончания войны не может сообщить ничего конкретного по вопросу о польско-украинских территориальных противоречиях[583]. Недовольные политики не собирались пассивно ждать конца боевых действий, считая необходимым заранее готовиться к решающему моменту.

Представители украинского движения в Австро-Венгрии не были уверены в том, что в случае победы Дунайская монархия отторгнет от России всю Поднепровскую Украину или хотя бы ее часть. Социал-демократ Ю. Бачинский, выступая на заседании ВУС 20 октября 1915 года, говорил: «Да, эта мировая война несет нам, украинцам, украинское государство… Однако это не значит, что украинское государство уже сейчас, сразу после этой войны, должно будет появиться»[584]. Бачинский выражал надежду, что, даже если Поднепровская Украина останется в составе России, Германия и Австро-Венгрия продолжат поддерживать украинское движение на ее территории[585]. Подобные мысли выражались и в печати: Л. Цегельский в брошюре «Независимая Украина» допускал, что война не принесет украинцам «освобождения от российского ига», но «освобождение» неминуемо наступит в «ближайшие десятилетия»[586]. Публицист Л. Когут также писал, что после войны «значительная часть украинского народа останется еще под московским игом»[587].