31 августа 1917 года впервые в истории монархии Габсбургов украинец был назначен на пост министра: министерство здравоохранения возглавил профессор Пражского университета И. Горбачевский. УПП приветствовала это назначение, хотя Горбачевский и не был активным политиком[753]
. Коллега Горбачевского по университету И. Пулюй советовал ему принимать на работу в свое ведомство как можно больше украинцев, а в крайнем случае немцев или чехов, но только не поляков[754]. Если «Буковина» называла назначение Горбачевского колоссальным успехом[755], то галицийская «Свобода» сдержанно писала, что «не назначение одного украинца министром, а передача государственной власти в Восточной Галиции в руки украинского народа удовлетворит наши требования и будет доказательством того, что австрийское правительство искренне думает о нас»[756]. На встрече с очередным главой правительства Э. Зайдлером представители УПП напомнили, что власти так и не удовлетворили требований украинцев, вопреки их жертвенности и патриотизму[757].У тактических преимуществ, которые дала украинцам Австро-Венгрии революция в России, была и обратная сторона медали. У соплеменников по ту сторону границы и фронта теперь появилась автономия, в то время как украинцы империи Габсбургов, годами призывавшие освободить собратьев от гнета, продолжали выторговывать себе то же самое у Вены и поляков. В. Стефаник летом 1917 года признался, что «под нами шатается земля, и мы шатаемся и ходим, как пьяные, потому что нам не за что держаться». На фразу «Держимся Австрии» Стефаник якобы ответил, что это уже не актуально и украинцам нужно «что-то крепкое, свое»[758]
. Некоторые пленные сечевики и просто украинцы-военнослужащие австро-венгерской армии, узнавая об украинизации отдельных формирований в русской армии, срывали австро-венгерские знаки отличия с мундиров и бежали из лагерей военнопленных, чтобы присоединиться к украинским частям и бороться уже против Австро-Венгрии[759].Пленные австрийские украинцы в России просили у Центральной Рады разрешения сформировать из них украинское военное подразделение, но та наотрез отказывалась, опасаясь недовольства Временного правительства. В сентябре 1917 года вышел запрет принимать в украинизированные части пленных из Австро-Венгрии. Лишь в ноябре, когда Центральной Раде стало некому доказывать лояльность, галичане получили соответствующее разрешение, и в Киеве начался набор в «Галицийско-буковинский курень сечевых стрельцов»[760]
. За две недели удалось собрать около 200 добровольцев. В январе состав куреня увеличился вдвое за счет бывших пленных галичан, в том числе бывших офицеров легиона УСС[761].Революция в России заметно повлияла на политическое поведение лоялиста Н. Василько. Ф. Федорцив еще в начале 1917 года предрекал, что события по ту сторону границы породят «новые мысли и новые концепции» в голове политика и он непременно постарается их реализовать[762]
. Журналист не ошибался в прогнозе. Хотя буковинский лидер еще в конце апреля 1917 года считал, что угроза автономизации Галиции миновала[763], в парламенте он активно предостерегал австрийские власти от этого шага, поддерживал «галицийских братьев» и предупреждал, что, если и украинцев Буковины отдадут под «национально чуждое господство», их мечта об объединении украинских земель станет программой действий[764]. В конце октября 1917 года Василько отметил, что в случае польско-украинского столкновения в Галиции «в тылу появится государство значительно более сильное, чем поляки в своих самых смелых догадках могут себе представить, и украинцы будут освобождены»[765]. Василько ходатайствовал перед правительством о выделении средств на создание в нейтральной Швеции украинского бюро во главе с Н. Зализняком – явно для контактов с Поднепровской Украиной[766].