Стояла в разгаре весна. Анастасия Павловна вот уже как вторую неделю была на заработках в Греции. Родные ждали от нее весточки и уже начинали серьезно волноваться, потому что за такой продолжительный период из далекого края до сих пор не было ни телефонного звонка, ни телеграммы. Наравне с переживаниями за саму Анастасию Павловну и догадками о том, благополучно ли она доехала, где обустроилась, как ее здоровье и так далее и все в таком роде, закрадывалось сомнение, оправдался ли в итоге ее решительный поступок, а если нет, то оправдывать или осуждать ее саму. Как и предполагалось, этот редкий для здешних мест случай, когда кто-то вырывался на заработки дальше, чем в Москву, давал так много тем для пересудов. Однако как у родственников, так и у случайных свидетелей и сплетников, разносивших подробности этой истории, как инфекцию, по квартирам и лавочкам во дворе, пока только рождались всевозможные предположения по поводу успешности предприятия Анастасии Павловны. Да и при благополучном окончании ее затеи у большинства останется больше вопросов, чем ответов на них. Но сильнее всего в удачу жены верил Михаил Евгеньевич. Он старался верить, и после третьего месяца, и даже после четвертого не уставал питать себя надеждами. А пока что, по прошествии непродолжительного времени, все чаще его можно было застать за воспоминаниями о том, как провожал он ее тогда в ночь, как легко отпустил и благословил в путь. Вот только воспоминания эти вызывали чувство умиления лишь в первые дни расставания, сейчас же стало ясно: былой энтузиазм иссяк. Уже не было ни времени, ни терпения в одиночку вести хозяйство, все утомительнее было готовить еду, стирать и многое другое. А ухаживать приходилось не только за собой, но и за детьми. В общем, Михаилу Евгеньевичу хотелось, чтобы все затраченные им силы на ведение домашних обязанностей, лежащих всегда на плечах Анастасии Павловны – матери и жены, – окупились хотя бы ее солидным заграничным заработком.
За время отсутствия матери Глеб все сильнее погружался в свое одиночество, укоренялся в нем, однако он и вида не подавал и, вместо того чтобы держаться особняком, всячески помогал отцу в ежедневных хлопотах и заботах, даже опеку над Владом взял на себя. Однако и Владу доставалось. Ему на себе приходилось испытывать все тяготы сильно изменившегося быта. Часто весь негатив от эмоциональных переживаний отца и брата, весь негатив от их резко обострившихся отношений, ранее сглаживаемых Анастасией Павловной, выливался на него, и выслушивать ему приходилось каждого по отдельности. И за испытываемые лишения им всем и каждому в отдельности хотелось упрекнуть Анастасию Павловну. Однако, если бы она тогда наверняка знала о сложностях, которые возникнут в итоге, она, может быть, и не решилась бы уехать. То, что не могли договориться между собой отец и сын, ничто в сравнении с тем, на что пошла сама Анастасия Павловна. Ей далось это совсем иначе, чем остальным членам семьи. Во-первых, ей пришлось уволиться с шахты после пятнадцати лет работы, и сделала она это, заметьте, с легкостью; во-вторых, согласитесь, открывать для себя другую страну и пытаться за ограниченное время приобщиться к людям и чужой культуре, многое при этом изменив в себе, – дело нелегкое; и, наконец, в-третьих, каким еще способом, кроме как уехать за границу на заработки, можно было достать денег, чтобы доучить старшего сына в институте, другого выхода для нее в тот момент попросту не существовало. За себя она точно не боялась и не видела преград. Ни возраст, ни проблемы со здоровьем не могли ей помешать. Напротив, она считала себя способной на многое. Наверное, в таком возрасте, а было Анастасии Павловне на тот момент сорок семь лет, как раз таки и хочется сделать что-то сумасшедшее, сделать то, на что не решалась всю жизнь. Смелости ей всегда было не занимать. Анастасия Павловна не по совету подруг и близких пришла к выводу, что поездка за границу на заработки была необходимость, она сама так решила – это было ее душевной потребностью. Так она понимала свой материнский долг.
– Неправильно! Чтобы лучше копать, нужно стать поудобнее! Вот так, смотри и повторяй за мной. Да не так! Еще раз, смотри внимательнее, как я делаю, смотри, как я копаю! Делай меньше движений и не будешь так быстро уставать! Ты какой ногой копаешь? Левой? Хорошо, раз так тебе удобно! Левой ногой копаешь, значит, с левой руки бросаешь! – все злился Глеб. Влад всякий раз за свою запинку ожидал от него подзатыльника. На огород тем временем подошел Михаил Евгеньевич. Еще утром он дал сыновьям команду вскопать огород, тем более отличная весенняя погода тому только и благоволила.