Ранним утром Глеб и Влад вместе вставали, завтракали, и уже через час оба уходили из квартиры, разбредаясь в разные стороны по насущным заботам, не требовавшим отлагательств. Каждого поглощала повседневная рутина. Никто никогда не напоминал друг другу, что надо делать. Глеб чуть засветло бежал на работу, вслед за ним и Влад спешил в сторону гаражей, чтобы покормить вечно голодных кур и уток. Затем он отправлялся в огород, где брался ухаживать за грядками. Наполняя на водокачке по два полных ведра воды, он поливал картошку, для которой еще весной так старательно пахал землю. Раскаленная почва мгновенно впитывала влагу. Но Влад упорно продолжал таскать ведра с водой, одно за другим, не замечая, что от поливки не оставалось и следа. Вовлеченный в работу, он так старался проявить себя, желая только единственной награды, и этой наградой была похвала брата. Каждый день, завершив дела, он ожидал прихода с работы Глеба, который непременно должен был его похвалить и остаться им довольным. Обычно в такие моменты братские отношения становились еще крепче.
Влад сидел на скамье под плакучей ивой и в задумчивости наблюдал за небом. Только-только начинался летний южный вечер. Теплый, он повсюду растекался дымкой, застилая пеленою глаза. Низкое небо шелковой накидкой падало на плечи. Так приятно и спокойно становилось на душе, что хотелось всем и каждому рассказать о своем чувстве, об этом ни с чем несравнимом ощущении, которое знакомо только южному жителю. Оно врезается в сердце, оно на всю жизнь остается там, и не заменить его уже ни новым впечатлением, не вырвать никакому потрясению из рук бедной ли, зажиточной ли памяти. И как бы далеко ни находился человек от родных мест, это светлое чувство просочится сквозь годы слезой, заполняя радостью трещинки текущих дней.
21
В своем втором письме Анастасия Павловна продолжала описывать Грецию. На одинарном тетрадном листе красочно и в то же время как можно коротко она умещала рассказ об этой удивительной стране, с ее мифами и легендами, и о самих Афинах, где она поселилась и наконец-то нашла работу. Гуляя по тамошним улочкам, чувствовала она себя как в мраморном мешке. Все аллеи и тротуары были вымощены камнем и мрамором. Несмотря на всю современность города, в нем нельзя было сделать и шагу, не наткнувшись на какие-нибудь руины, которые как со страниц исторических книг величественно смотрели на жителей. Повсюду в изобилии пестрели красивые цветы, грузно раскачивались густые кроны деревьев. Город был ухожен и чист, и не потому только, что дороги и тротуары мыли водой с порошком, а потому что люди берегли чистоту. Ну и конечно же, в этой чистоте решающую роль играл климат. Здесь не было снега и весенней грязи, даже дождей здесь выпадало не так много. По дорогам днем и ночью разъезжали чистенькие автомашины, а по улицам прогуливались от кафетерия к кафетерию улыбающиеся довольные афиняне, занятые шумной дружеской беседой за чашечкой черного кофе с сигаретой и минералкой. Красивые люди, красивая страна.
И вот в таких бесцельных прогулках по столице, наблюдая за бытом местных горожан, Анастасия Павловна часто по вечерам коротала время, пытаясь заглушить в себе дурные мысли и предчувствия. Она забывалась и на минуточку представляла себя в роли местного жителя или обычного туриста. Вот так вот и она беззаботно гуляла по улицам со своими детьми. В парке, на улице, на людных площадях – повсюду, где бы ни была, она жадно улавливала запахи, звуки и голоса, пытаясь найти хоть что-то похожее, родное. Но иногда от нахлынувших воспоминаний душа металась, как птица в клетке, а сердце так сильно сжималось, что слезы текли ручьем по щекам. Становилось так тошно и душно, хотелось бежать, бежать куда глаза глядят, но бежать было некуда. Немели губы, предательски слабели ноги, и тогда каменное тело падало на ближайшую скамью. Наступала тишина, пропадали звуки, голоса, исчезали люди. Она закрывала глаза ладонями и возвращалась туда, где светило украинское солнце, где слышны были знакомые детские голоса, и эти голоса звали ее домой. Она отнимала от лица дрожащие ладони, но все было по-прежнему, и тело было все таким же тяжелым, и ноги все так же не слушались. Хотелось встать и уйти прочь, ни о чем не думать, покорно слиться с толпой, даже если эта толпа привела бы на край скалы. «Что я здесь делаю? Все для меня здесь чужое и я тут чужая! Я тут сгину, пропаду! – сокрушалась она. – А что станет с моими детьми, что с ними будет?!» Вспомнив о детях, Анастасия Павловна словно оживала, проходили боль и страх. Проглотив застрявший в горле ком, она делала глубокий вдох, поднималась со скамьи и шла дальше. Мысль о детях всегда поддерживала Анастасию Павловну, напоминала о данном себе обещании вернуться домой, вернуться к своим детям. Вот так изо дня в день она себя изводила. О, матери! Сколько испытаний выпадает на вашу долю!
Но были и светлые моменты в заграничной жизни Анастасии Павловны.