Просто нужно сделать рывок и добраться до Малфоя. Один рывок…
Ноги отказываются подчиняться. Попытки вызвать какое-либо заклинание заканчиваются жалкими искрами, исторгаемыми древком.
Она видит, как белый луч вырывается из чужой палочки, прежде чем зажмуриться.
Но боли нет.
Лишь холод, окутывающий каждый миллиметр кожи, и неимоверная тяжесть.
Может, это смерть? Вот такая, мгновенная, не позволяющая почувствовать даже столкновения проклятия с телом?
Она практически убеждает себя в этом, пока не открывает глаза.
Источником холода оказываются чьи-то руки на её спине, а тяжесть исходит от накрывающего девушку тела.
Из уст срывается не испуганный, удивленный вздох, а руки инстинктивно подхватывают наваливающегося на неё человека. Гермиона встречается глазами с опешившим Родольфусом, и осознание внезапно накрывает её с головой.
Ноги подгибаются под тяжестью мужского тела, и то ли из-за отсутствия сил, то ли от сковывающего ужаса, Грейнджер поддается.
Она опускается на колени вместе с Драко, все еще сжимающего её в объятиях. Приходится убрать руки от его спины, поскольку парень соскальзывает на пол, и Гермиона понимает почему.
Трясущиеся ладони и древко палочки покрыты кровью. Кровью Малфоя.
— Драко…
Гермиона не обращает внимания на то, как дрожит её голос, срываясь на жалобный всхлип под конец.
Ей кажется, что кто-то прислонил оголенный провод к груди на уровне сердца — тело содрогается от паники и боли, словно заклинание все же попало в неё.
Малфой силится сказать что-то, но его лицо стремительно бледнеет, губы сжимаются в попытке скрыть боль, а под спиной начинает разрастаться лужа крови.
Белую рубашку Драко покрывают красные пятна, словно кто-то раз за разом вгонял в него кинжал, оставляя многочисленные раны.
Грейнджер трясет изнутри. Разум отключается вместе с инстинктом самосохранения. Есть только слизеринец, распластавшийся на полу, и её стискивающие палочку окровавленные ладони.
А потом из груди девушки вырывается оглушительный крик, и теперь карие глаза, её глаза, затуманивает пелена безумия.
Она убьет его. Убьет.
— Круцио!
Собственному воплю вторит громкий крик Лестрейнджа.
Чтобы заклинание подействовало, нужно желать этого. Наслаждаться болью жертвы.
И ей удается это без труда. Более того — это единственное, чего хочет Гермиона.
Ярость, страх, паника, захлестнувшая девушку при виде Малфоя нашла выход в виде пыток, направленных на Родольфуса. Происходило это только в её голове или наяву, Грейнджер не знала, но она ощущала, как хрустят кости в его теле, извивающимся в конвульсиях, слышала, как голос срывается на хрип, сдерживаемый разодранной глоткой.
— Круцио! Круцио! Круцио!
Руки Лестрейнджа изгибаются под неестественным углом, и вот теперь кости определенно ломаются. Те самые руки, которые направили палочку на неё, но попали в спину Малфоя, те самые, что зачаровали Далию, убили родителей Пэнси…
— Круцио!
По щекам градом катятся слезы, голос срывается от крика, но Гермиона продолжает исторгать из палочки ярко-красные лучи.
Она хочет, чтобы его внутренние органы лопнули, чтобы разум сломался, не в силах выдержать боль.
Беллатриса Лестрейндж со своей любовью к пыткам была ангелом в сравнении с Гермионой, вопящей от отчаяния и жажды мести.
— Грейнджер, — слабый шепот вырывает её из забытия.
Она хочет повторить непростительное, заставить Родольфуса молить о пощаде, но шепот повторяется, и её запястья касается ледяная ладонь.
Затуманенные дымкой карие глаза опускаются вниз, а где-то там с грохотом тело Лестрейнджа падает на пол. Нет нужды связывать его — даже если мужчина в сознании, едва ли он способен двигаться.
Лужа крови под Малфоем приобретает чудовищные масштабы.
Реальность предстает перед девушкой.
— Все в порядке, ты будешь в порядке, — бормочет Гермиона.
Палочка падает рядом, а заляпанные кровью ладони принимаются копаться в сумке.
— Грейнджер, — вместе с еле слышным смешком изо рта Драко стекает струйка крови. Он словно смеется с её заверений.
— Мерлин, прошу тебя, Драко, молчи, — умоляюще шепчет гриффиндорка, а пальцы уже смыкаются на пузырьке с экстрактом бадьяна.
Она не знает контрзаклятия. Она не знает его.
Гермиона разрывает окровавленную рубашку на его груди, не сдерживая всхлипа, когда утыкается взглядом в покрывающие белоснежную кожу раны. Грейнджер видит подобное впервые, но прекрасно помнит, какое заклинание влечет за собой подобные последствия.
Гарри рассказывал им.
Она не знает контрзаклятия. Не знает контрзаклятия от Сектумсемпры.
— Грейнджер, ты… — он хмурится от боли, но не отводит затуманенного взгляда от дрожащих рук девушки.
— Ты не можешь умереть, ясно?! — рычит она, откручивая пузырек.
Одна капля, две…
Раны затягиваются под зельем, чтобы через несколько секунд разойтись снова. Словно кто-то раз за разом вспарывает Малфою кожу.
— В этом мире не так уж и много вещей, которые я не могу сделать, Грейнджер.
Мерлин, Мерлин…
Они не смогут аппарировать в таком состоянии. Это убьет его.
Гермиона продолжает капать зельем на каждую рану, считая про себя: раз, два, три, четыре…