Укромный уголок

Мое тело парализовано. Я не могу обернуться.

Аврелия?..

Вдох. Выдох.

Я закрываю глаза.

И говорю:

— Тише, милая. Все хорошо. Мамочка здесь. Сейчас мы поедем домой, да?

Я завожу двигатель, повернув ключ дрожащими пальцами, и включаю кондиционер. Дымка на лобовом стекле почти сразу рассеивается.

Глава тридцать седьмая. Эмили

Эмили сидела за рулем внедорожника с работающим мотором и сосредоточенно смотрела на входные двери коричневого здания. Стеклянные створки то и дело распахивались, пропуская людей, снующих туда-обратно. Эмили кусала нижнюю губу, вглядываясь сквозь залитое дождем лобовое стекло.

Из здания вышел мужчина в темно-синих форменных брюках и голубой рубашке. Он направился к припаркованному у тротуара автомобилю. Эмили мгновенно выпрямилась и взялась за ручку дверцы, но в последнюю минуту отдернула ладонь и проводила взглядом отъезжающий автомобиль. А что бы она сказала этому человеку?

«Я знаю, где Амандина Тессье».

Девушка открыла рот, чтобы проговорить эти слова вслух, проверить, как они будут звучать, но слова застряли в горле сухими крошками.

«Дерьмо!»

Она уткнулась лбом в руки, сложенные на рулевом колесе. Что, черт возьми, она вообще тут делает? Примчалась к полицейскому участку только потому, что нашла какие-то сведения в интернете? Или думает, что нашла. Она может ошибаться. Она же постоянно ошибается.

«Это ненормально, — сказала себе Эмили. — Ты — ненормальная». Если какая-то девица лезет в океан, стоит там по колено в воде, глядя в одну точку, затем бежит обратно, запрыгивает, мокрая, в машину и битый час ездит кругами по городу, что-то бормоча себе под нос, — как еще ее можно назвать? Сумасшедшая. Сначала она хотела остановиться и обратиться к кому-нибудь за помощью, но при мысли о том, что придется заговорить с незнакомцем, с французом, который скорее всего вообще не поймет, о чем она толкует, ей сделалось плохо. Ее сочтут пьяной или чокнутой, а то и вовсе позвонят в полицию, чтобы ее арестовали. И тогда Эмили Праудман окажется в камере, как будто это она преступница.

Дыхание участилось, и девушка никак не могла его унять. Что будет дальше, если полицейские ее арестуют? Вдруг они обвинят ее в соучастии? Запрут в камере и позвонят родителям, или, хуже того, — они позвонят Нине, которая в этом случае успеет избавиться от всех улик. Что тогда произойдет?

Стоп. Никаких арестов не будет, потому что она, Эмили, наверняка ошибается. Та девочка на фото — не Аврелия. Ни в коем случае. Это уединенная жизнь на нее так подействовала — воображение от скуки разыгралось, она вспомнила какую-то запутанную старую историю и сочинила по ее мотивам целую пьесу.

«О боже, я просто хочу домой», — подумала девушка, чувствуя острую потребность в том, чтобы ее сейчас обняла Джулиет, как обнимала в детстве. Родители помогут. Они подскажут, как правильно поступить. Эмили одной рукой взялась за ключ в замке зажигания, другую положила на рычаг коробки передач, решив, что надо немедленно ехать в аэропорт, а еще лучше — в Кале, на север, чтобы сесть там на паром, который перевезет ее через суровое серое море.

Но она никуда не могла уехать — ее паспорт остался лежать в платяном шкафу, в спальне гостиного дома в «Керенсии».

«Тогда иди и поговори с полицейскими», — велела себе Эмили, выключая мотор. Нужно просто войти в коричневое здание и поделиться своими подозрениями. Полицейские пошлют в «Керенсию» патруль посмотреть, что да как. Они могут сослаться на какую-нибудь «плановую проверку», или как это у них называется. Скорее всего они ничего не найдут, кроме обычной семьи, занимающейся своими делами.

Но если она все-таки права, если Скотт и Нина действительно совершили нечто ужасное, если их Аврелия — это на самом деле Амандина Тессье и ее удерживают против воли… Тогда все уладится. Аврелия… то есть нет — Амандина вернется в свою настоящую семью, а Нина…

«Нина окажется в тюрьме».

Внезапно на Эмили обрушилось осознание всех последствий. «О боже, Нина, что ты наделала? А Скотт…» Скотт тоже пойдет под суд. И потеряет все, над чем работал многие годы, все, что построил за свою жизнь. Он лишится всего, что имеет, и умрет в тюрьме, потому что не вынесет позора. В один злосчастный день его найдут болтающимся в петле, привязанной к лампочке в камере без окон.

Эмили всхлипнула. За окнами машины усилился дождь. Нет, она не может так поступить с супругами Денни. Не может предать этих прекрасных, удивительных людей, которые, по сути, подобрали ее на улице, приняли к себе и относились к ней так, будто она им ровня. «Керенсия» стала для нее новым домом, а Денни были к ней добры, и она полюбила их всем сердцем…

Тук-тук-тук.